Быстрый мир
« — Ну, у меня дома, — все еще с некоторым трудом проговорила Алиса, — если уж начнешь бежать и будешь бежать ОЧЕНЬ долго, в конце концов окажешься на новом месте, а не на том же самом.
— Значит, твоя страна ТЯЖЕЛА НА ПОДЪЕМ, — сказала Королева. — Вот у нас приходится бежать во весь дух, чтобы остаться на месте. А если нужно попасть куда-то еще, приходится бежать чуть ли не в два раза быстрее».
Л. Кэрролл. «Алиса в Зазеркалье».
«Основная проблема с этой навязчивой идеей Экономии Времени очень проста: вы не можете экономить время. Вы можете только тратить его».
Б.Хофф «Дао пуха»
«Темп» относится к «движению», как «полное» к «пустому», «янь» к «инь».
Темп есть совокупность свободных ресурсов, выигранных одной из сторон в результате сознательной деятельности.
Можно рассмотреть темп, как запасенную вероятность, как ресурс, который модифицирует вероятностное распределение в благоприятном для одной из сторон направлении, выигрыш темпа есть мера управления случайными событиями.
Р.Исмаилов, С.Переслегин «Учение о темпах операции»
«Война должна быть короткой, как удар молнии».
А. фон Шлиффен
«В чем состояло реальное действие внезапности? Его можно было бы определить прежде всего как моральную категорию: противник застигнут врасплох, его построение отнюдь не соответствует направлению полученного удара, он вынужден принять сражение повернутым или перевернутым фронтом, а перестроить армию не так просто, как взвод. Но моральный фактор в данном случае играет все же подчиненную роль: весь вопрос в том, как быстро атакованный справится со своими нервами. Быть может, он и вообще не растеряется, сохранив стальное хладнокровие воина и командира. Но тогда на сцену выступает жестокий и непреклонный фактор, который гораздо хуже поддается усилиям воли: это — время. Время требуется для принятия контрмер, для сообразования действий и сил с новой, неожиданно вскрывшейся ситуацией. Успеет ли атакованный осуществить все, требуемое этой ситуацией?
Кто станет особо упирать на динамику как сущность наполеоновского маневра? Это представляется всем таким бесспорным и ясным что к этому вопросу не возвращаются. «Бог войны» мчался, как метеор, по Европе, все сокрушая на своем пути».
М.Галактионов «Темпы операции»
«Нищим был Бэзил Бегельбекер, который через полтора часа станет богатейшим человеком мира. В течение восьми часов он сколотит и потеряет четыре состояния: то будут действительно огромные деньги, а не мизерные капиталы, которые добывают середнячки.
…продукция и перевозка стали практически вопросом времени. Дела, которые отнимали до этого месяцы и годы, решались теперь в течение минут и часов. В течение восьми часов можно было сделать одну или несколько изрядно закрученных карьер.
Фредди снял контору и поручил ее обставить. Это заняло одну минуту: переговоры, выбор и оборудование прошли почти одновременно. Потом он изобрел ручной модуль, что заняло следующую минуту, и начал его производство и продажу. В течение трех минут модуль оказался у ведущих потребителей».
Р.Лафферти «Долгая ночь со вторника на среду”
«Почему мир удалось создать за шесть дней? Тогда не было производственных совещаний».
«Самые грандиозные неудачные проекты»
А.Жвалевский, И.Мытько «Личное дело Мергионы или Четыре чертовых дюжины»
Вступление: о понятии «быстрого мира»
Когда мы рассуждаем о будущем, требуется и хочется назвать, поименовать этот «следующий мир». И сделать название социально реферируемым: так Реальность братьев Стругацких вполне понятна для поколения, родившегося в 50-60-е годы XX века. Для нужной нам референции совершенно достаточно, чтобы поколение подростков после ознакомления с литературным образом жизни в новом мире сказало: «да, мы туда хотим», и лучше, чтобы это были русские, а не японские или американские подростки. А то Россия — мастерица мечтать, а бренд с начинкой утащить и активизировать легко и на другой половине земного шара. Глобализация, знаете ли…
Сергей Градировский, руководитель Центра Стратегических исследований Поволжского Федерального Округа, задает уныло конкретные вопросы: а какое «у них» завтра будет расписание занятий в Университете, и будет ли вообще Университет, о чем «они» будут говорить, и что носить? Если мы не ответим на вопросы о материальной культуре и «цимесе» придуманного мира, он и не возникнет. А отвечать — эдак по толстому роману в год, у нас, теоретиков будущего, нет времени.
Зануда С.Градировский не унимается и спрашивает о главном: в чем различие между нами и «ими»? Ведь если различения нет, то нет нового, и бренд «быстрого мира» становится трендом из существующего в позднесуществующее. И приходится таскать каштаны из огня, и отвечать вопрошающему хотя бы в самом общем виде: это будет ну почти как у Р.Лафферти в «Долгой ночи со вторника на среду». Фантасты всегда были подспорьем прогностикам; футурологические конгрессы — это междисциплинарные съезды вычислителей и угадывателей. Что-то хило у нас в России со съездами. Последний такой «Странник» был, и то там писатели обсуждают «скушный мир», «хорошее интеллигентское прошлое», «продажность и продаваемость» и прочие в зубах навязшие проблемы людей без глаз, ощущений, интуиции и чувств. Людей, у которых Россия давно погибла, а водка пока осталась. Интеллигенция переродилась, а элита не возродилась. Издательства стали ОБЛ ОНО и прочими адептами Стругацковской тройки. Пиар нужен любой. Никто никому ничего не должен, но хочется, чтобы должен был… ну и «опять пошла морока про коварный зарубеж».
Маша Звездецкая, как звезданет в Конгрессе своим весельчаковым прагматизмом: давайте на одном и том же месте кушать, спать, жить, творить и делиться со мной, так сразу и вспоминаешь произведения Стругацких, где женщин мало… И все они не похожи на Машу. Хочется конечно, закрыть дурному настоящему вход в будущее или пропуска устраивать, карантин эдакий на перерождение человека, осваивающего материальное пространство, в человека, проживающего духовное время.
Билл Гейтс считает, что, поднимая стодолларовую купюру с пола, он теряет деньги, а не зарабатывает их: если бы эти пять секунд он мыследействовал, прибыль была бы больше несчастных ста баксов.
При приближении к постиндустриальному барьеру скорость бега возрастает, однако следует помнить и то, что «делать быстро» это означает «медленно, но без перерывов выполнять свою работу». Иначе говоря, концентрироваться и не производить лишнего. Особенно же — лишних сущностей. Такой вот, новый Оккам. Подобная практика — суть безошибочные действия, т.е озарение и следование этому озарению вместо шатания от решения к решению с отвлечениями на людей или Богов. Частично данную задачу решает ТРИЗ, но вот беда: тризовские решения плохо объясняются Заказчику, ТРИЗ предельно бесчеловечен, объяснять, а тем паче «живописать» — ему чуждо. А если Заказчика нет, даже в виде собственной совести или мечты, то бежать просто незачем. И правда, чего жилы рвать в никуда? Вспоминается Алиса «если не знаешь, куда ты хочешь попасть, то все равно, куда и идти».
Проектант у «быстрого мира» есть, и будем надеяться, что он строит «постиндустриальное будущее» не за шесть дней. А если и за шесть, то что по нашему счету Его День? Посмотрим раскладку грядущих кризисов, они же — вызовы нашего Проектанта к текущей цивилизации. Во-первых, кризис сырьевой (и энергетический, прежде всего), его рамки 2008-2030 годы. Дальше придется идти (или лететь) через барьер или откатиться в «темные века» нового феодализма. Во-вторых, кризис управления: мировые корпорации не справляются со сложностью собственной системы, государства уныло перебирают комбинации прежних форм управления и не имеют инновационных амбиций. Кризис превратит мировую экономику в тупое перераспределение средств уже к 2010 году. В-третьих, экзистенциальный кризис: шарик географический открытий кончился, Космос слабо расположен к людям. Тот же кризис трансцендентный: старые Боги надоели, до Новых не достать, Единого не очистить от информационной пыли, да и страшновато. Вдруг там его нет. Это — вечный кризис. Его ровесник — Век, мы к нему все привыкли.
Так что, наш Первый день это адаптация к перелету и пересчет приземлившихся. Канун перелета — 2030 год, например, и спасибо , если люди вспомнят ефремовское «лучше быть беднее, но подготовить общество с большей заботой о будущем».
Предисловие: проблема потери темпа
Каждому школьнику, прошедшему через увлечение занимательной математикой и логикой, известна «Задача о двух золотоискателях». Имеется два старателя, вооруженных кольтами, лопатами и иным оружием и, отнюдь, не склонные к длительным переговорам и обсуждениям. Имеется намытая ими совместно куча золотого песка. Надо быстро разделить ее и, по возможности, так, чтобы никто не счел себя обиженным и не схватился за пистолет. Решение тривиально и находится почти сразу: один делит золото на две, как ему кажется, равные части, а второй выбирает любую часть. Все честно, обижаться не на кого. Мало кто знает, однако, что если золотоискателей не двое, а трое, решение становится очень сложным : едва ли кто-то из старателей сможет понять его. Далее с ростом численности бригады проблемы растут, как снежный ком.
По-видимому, что-то подобное происходит и в административных системах. С ростам количества управляющих элементов согласование позиций и интересов лиц, принимающих решения, поглощает все большую долю совокупного управленческого ресурса. В конце концов, система теряет связь с реальным временем и, по сути, перестает функционировать, как административная. Процессы идут сами по себе (и в одном темпе), система работает сама по себе (и совсем в ином, много меньшем темпе), а расплачиваться за возникающие административные диссонансы приходится за счет избыточной открытости системы. Проще говоря, золотом, железом и кровью.
Сказанное выполняется, вне зависимости от того, с какой административной системой мы имеем дело. При росте сложности управляемой системы индуктивно растет сложность управляющей, то есть увеличивается число осмысленных и кем-то занятых позиций. С увеличением числа «игроков» длительность обсуждения решений увеличивается, как факториал числа игроков, и соответственно растет характерное время принятия решения. Между тем, если исходная управляемая система усложняется, то есть, если в ней растет число противоречий и/или их напряженность, частота процессов в системе увеличивается, а время реагирования на эти процессы управляющей системы, соответственно, должно уменьшаться. В результате управляемая система приходит в режим нарастающих колебаний, который разрушит или ее административную надстройку, или саму систему, или обе системы вместе.
Еще раз подчеркнем: непринципиально, что именно является объектом управления и кто пытается играть роль управляющего субъекта. Речь может идти об администрировании баз данных, федеральных целевых программ, развития науки, территорий, корпораций… в любом случае при росте числа «игроков» возникает кризис управления и вытекающий из него кризис развития.
Представляется, что именно с таким кризисом столкнулось сейчас прогрессивное западное человечество, а вслед за ним и все подвергнувшиеся глобализации страны. (Россия, как всегда, шла своим особым путем, но в том же направлении). Сегодня характерное время принятия стратегических решений в управленческих системах составляет примерно год , что примерно соответствует темпам макроэкономических процессов, но уже отстает от темпов политических процессов (0,1 — 0,2 года по опыту Грузии и Украины). Еще хуже обстоит дело с оперативно-тактическим уровнем управления, где характерные времена развития событий составляют часы, а реагирования на них — дни .
Практически, на тактическом уровне современный цивилизованный мир уже не управляется, что воспринимается населением и элитами как лавинообразное возрастание угрозы безопасности жизнедеятельности (катастрофы, террористические акты разного уровня и т.п.).
С появлением глобальных (то есть, обладающих свойством втягивать в себя чужие смыслы) когнитивных геокультурных проектов, в ближайшие годы резко возрастут характерные частоты гео- и социокультурных процессов. В результате властные элиты (что русские, что зарубежные) окажутся перед лицом прогрессирующего «схлопывания» пространства процессов, вообще поддающихся управлению. Огромный мир, вершителями судеб которого они недавно были, представится не чем иным, как воплощением Хаоса.
И речь идет не о каком-то далеком будущем, типа «времени исчерпания запасов углеводородов» или «падения астероида». ВТЦ, «Норд-Ост», Мадрид и Беслан убедительно доказывают, что тактическое управление нарушено уже сейчас. Если нарастание сложности системы «человечество» идет с той же скоростью, что и демографический рост (а из общих соображений сложность должна расти быстрее), полная утрата управления произойдет в конце второго — начале третьего десятилетия XXI века.
Напомним, что ситуация, когда «верхи» не могут управлять (ни по старому, ни по новому), указывает в лучшем случае на революционную ситуацию, а в худшем — на социальную катастрофу.
Единственная разумная возможность — резко изменить характерные скорости принятия решений. Сначала на уровне элит, затем — на уровне масс. Перейти от неспешного индустриального существования в быстрой жизни в «быстром мире».
Данная статья посвящена техникам «быстрого мира» и их сравнению с современными форматами жизни.
1. Как происходит потеря темпа? (на примерах из новейшей истории России)
Производство книг как версия сырьевой индустрии
Начнем наш анализ со специфического сектора российской экономики — производства книг. В свое время (конец 1980-х годов) именно этот сектор первым выстроил у себя систему рыночных отношений — с частными производителями, колебаниями цен, сверхприбылями, борьбой за потребителя. В настоящее время книжное дело находится в России в глубоком и долговременном кризисе, причем, маловероятно, что рынок сможет сам — без помощи государства и не вследствие полного коллапса — из этого состояния выйти.
Прежде всего, издательский рынок перешел в так называемую «олигопольную стадию», когда все доступное экономическое пространство разделено между несколькими (в данном случае, тремя) крупными собственниками, заключившими между собой ряд картельных соглашений. Собственники контролируют основной пул авторских прав и розничную торговую сеть. В этих условиях появление на рынке нового игрока невозможно.
Дефолт 1998 г. резко снизил прибыли в книжной индустрии (авторские вознаграждения выплачиваются в валютном эквиваленте, в то время как книги продаются за рубли — и значительно позднее). Ответом концернов на это стало снижение авторских и редакторских расценок. Как следствие, талантливые люди начали покидать сектор, новые авторы, если и появлялись на российском литературном небосклоне в период 2000 — 2004 гг., то как исключение. Правилом стали стандартные книги, однообразно, но с обязательным соблюдением всех правил жанра написанные, плохо вычитанные и отредактированные, но прочно и качественно изданные.
Книги эти издаются, поскольку отделы продаж концернов находятся в уверенности, что их читают. Так это или не так, но установить истину вне отдела сбыта все равно невозможно. Во всяком случае, читатели, получающие этот товар в течение длительного времени, другую литературу понимать уже не в состоянии… Как я уже неоднократно говорил (и писал), «того читателя, который был в 1986 году, мы даже приблизительно не имеем».
«Средняя книжка» 2004 года (тираж 5.000) стоит в магазинах и на лотках 150 рублей за 15-18 авторских листов текста без иллюстраций, но с цветной обложкой. Из этих денег 100 рублей получает книготорговая сеть. Насколько можно судить, примерно столько же она теряет на учете, «распиле», воровстве и бесхозяйственности.
Из 50 рублей отпускной цены издательства автор получает 0,5-1,5 рубля (в среднем 1.00), редактор, корректор и т.д. — еще столько же. В результате, стоимость человеческого труда сотрудников издательского сектора (от секретарши до директора издательства + автор + литературные агентства) в лучшем случае составляет 4% отпускной цены издательства и менее 1,4% конечной стоимости книги.
Таким образом, органическое строение капитала оказывается в книжном бизнесе катастрофически низким, что свидетельствует, во-первых, о низких прибылях в секторе, а, во-вторых, о его социальной незначимости. Рассчитывать на появление новых ярких и талантливых авторов, на расцвет таланта уже пришедших в литературу, на повышение общей культуры издания не приходится. Человеческий капитал сам по себе не растет, а при низком органическом строении капитала он не является привлекательным объектом для инвестиций. Бизнес с подобным строением капитала не умеет зарабатывать на человеческом труде и не пытается делать это.
В сущности, книгоиздательский бизнес носит в России все признаки сырьевого. За счет контроля над рынком авторских прав концерны гарантируют себе поступление текстов, отвечающих требованиям отдела продаж (никаких других требований к этим текстам не предъявляется). Прибыль концернов образуется за счет объемов проходящей через них макулатуры.
В этой схеме авторы (среди которых многие — сотрудники редакций) представляют собой «запасы нефти». Скупка авторских прав эквивалентна созданию буровых вышек. Книготорговая сеть играет роль «Транснефти», и не удивительно, что на ее долю выпадает очень большой доход, как не удивительно и то, что этот доход едва компенсирует потери. Такая вот версия сырьевой индустрии, преобразующей смыслы в деньги. Преобразующей крайне неэффективно, но, если за ресурс не надо платить, — вполне рентабельно.
В условиях «быстрого» и даже «ускоряющегося» мира эта индустрия обречена на гибель. Во-первых, она чрезвычайно инертна. Во-вторых, полностью или почти полностью утратила качественный кадровый состав и не сможет в короткие сроки его восстановить. В-третьих, все существующие книгоиздательские механизмы рассчитаны на очень медленное движение большого числа проектов: прибыль создается массой, а не скоростью.
В современной книжной индустрии время отклика на событие (будь до война в Ираке, Олимпиада в Афинах, террор в «Норд-Осте» или, скажем, выход на Западе нового бестселлера) составляет примерно год. Три месяца занимает минимальный цикл принятия решения, то есть согласования позиций редакционной коллегии концерна, авторско-редакторской группы (которая может и не принадлежать концерну, входя в состав так называемых пэкетжинговых компаний), отдела продаж концерна, иногда — владельцев концерна. Не менее полугода создается или переводится текст. Еще три месяца делается макет, и примерно столько же времени требуется на типографские работы. Некоторые стадии процесса могут быть ускорены, но принятие решений, как правило, происходит даже медленнее, чем в изложенной «стандартной модели».
Понятно, что за год современной «ускоренной» жизни актуальность события резко падает: книга теряет привязку к современности и ресурс общественного внимания. Она будет «как-то продаваться», но свой шанс оказать макроскопическое воздействие на социум (и вместе с тем принести реальные прибыли создателям) она упустит по самой технологии современного издательского бизнеса.
С точки зрения интересов «быстрого мира» органическое строение капитала в книгоиздании должно быть увеличено не менее, чем в 10 раз. Это означает на деле картельный сговор всех субъектов издательского процесса и установление минимальных ставок, ниже которых «опускать планку» не имеет права ни один из участников соглашения . При этом книги подорожают, что первоначально приведет к сокращению спроса. На это следует реагировать сокращением литературного «потока» (что-то вроде ОПЕКовских квот на поставку нефти на рынок).
Далее следует развивать «быстрые технологии»:
* Принятие решения в течение 24 часов после наступления события;
* Создание основного текста в течение двух недель после наступления события ;
* Создание макета в течение недели после сдачи текста;
* Контроль над типографией, гарантирующий недельный цикл обработки макета;
* Одновременная подготовка рекламной компании и книготорговой сети к «раскрутке» проекта.
В этой схеме время реакции составляет 28-30 дней, что соответствует стапельному периоду постройки судов класса «либерти» во Вторую Мировую войну. Это, конечно, еще не «быстрый мир», но, во всяком случае, «ускоряющийся».
По сравнению с сегодняшним днем.
Инновационная Россия 2000 — 2004 гг.
История с переходом России к инновационному развитию может рассматриваться как иллюстрация нарастающих задержек в каналах управления.
К 2000 году стало ясно, что развитие РФ как страны с чисто сырьевой экономикой не имеет перспектив. Во-первых, сырьевое производство принципиально не замкнуто, причем управляющие звенья технологических цепочек находятся вне юрисдикции России. Во-вторых, соглашаясь на моноукладную экономику, государство попадает в заложники этой экономики: оно не может регулировать экономические процессы внутри страны и не в состоянии противостоять неблагоприятным изменениям конъюнктуры на внешних рынках.
Напротив, модель с двумя секторами экономики позволяла правительству и государственному аппарату активно влиять на внутристрановой экономический баланс и обеспечивала определенную устойчивость экономики за счет возможности ресурсного маневра. Поскольку восстановление индустриальной экономики, как модуля мирового индустриального производства, не обещало ничего, кроме проблем во взаимоотношениях с Китаем и Индией, в высших элитах РФ был достигнут консенсус по вопросу о необходимости создавать в России инновационную (постиндустриальную) экономику. Дополнительным аргументом в пользу этой позиции была необходимость технологического переоснащения предприятий сырьевой отрасли. Выгоднее было проводить это переоснащения на базе собственных НИОКР, а не за счет импорта устаревающих западных технологий.Все необходимые для создания инновационной экономики предпосылки в стране были. (Научная и технологическая база, кадровый состав, образовательные структуры, опыт успешных инновационных проектов в СССР). Единство мнений в государственном аппарате было. Даже поддержка со стороны бизнеса имела место. Тем не менее, за период с начала 2000 по конец 2004 года никаких реальных действий по инсталляции инновационной программы России предпринять не удалось.
Почему?
Потому что все эти годы в экспертных и правительственных кругах продолжается дискуссия: какой должна быть эта самая инновационная программа.
В принципе, прототипов достаточно. Есть ЕС-овская модель, наиболее полно представленная в Национальной Инновационной Системе Франции. Есть британские, немецкие, американские разработки, близкий нам по идеологии южно-корейский проект. Есть, наконец, собственный (советский) успешный опыт. Достигнуто понимание того, что инновационные системы никогда не создавались как некий законченный рефлектируемый проект. Как правило, они возникали постфактум — через системное объединение различных «чрезвычайных» институтов, созданных для быстрого решения наиболее насущной проблемы из числа тех, с которыми столкнулось общество. В этой связи российскую инновационную систему можно было также выстраивать поэлементно и привязывать к конкретным задачам.
В действительности, до сих пор в нашей стране не создано ни одного инновационного института, но уже пятый год продолжается изучение и сравнение разнообразнейших инновационных программ.
Темпы потеряны. Деньги на разработку этих программ истрачены (конечно, мелкие деньги, но и их тоже жалко). Практическая деятельность отсутствует.
Контрольное решение:
* Разработать и принять временные законы «о статусе инновации», «об инновационной деятельности», «об инновационной корпорации», «о НИР и НИОКР на территории РФ»;
* Подготовить силами экспертного сообщества и опубликовать доклад «Национальная инновационная система РФ», придать этому документу статус закона;
* Создать (также на временной основе) ряд инновационных институтов, описанных в докладе;
* По мере развития инновационного процесса вносить изменения в принятые документы, имея в виду получить к концу 2 года работы (2002 год) окончательных версий законов, докладов, Института.
Пространство СНГ
Правительство Б.Ельцина, похоже, вообще обходилось без внешнеполитической доктрины. Внешняя политика В.Путина не озвучивалась, но, насколько можно судить, сводится к обеспечению суверенитета РФ над своей территорией, поддержанию сравнительно мирных отношений с ЕС, США, Китаем и поиску активной «игры» на постсоветском пространстве, прежде всего, среди государств СНГ.
СНГ — естественный источник рабочей силы для РФ. Привлекательность России, как «мирового перевозчика» во многом зависит от того, осуществляет ли Россия контроль над транспортными структурами «лимитрофов». Некоторые из стран СНГ могут быть интересны с точки зрения разработки и утилизации их природных ресурсов (Казахстан), другие привлекают географическим положением и возможностями геополитического контроля территорий (Белоруссия, Украина, Армения, тот же Казахстан), есть области, где РФ может по-прежнему выполнять свою роль «арбитра», выстраивающего региональную систему отношений. Наконец, СНГ является рынком сбыта для российского производителя: сырьевого, промышленного, постиндустриального.
Понятно, что по тем же причинам пространство СНГ интересует конкурентов России и, прежде всего, ЕС, для которого постсоветские государства — естественный источник роста и развития. И Евросоюз плодотворно работает в этом направлении. Он уже включил в свой состав Литву, Латвию и Эстонию (что, кстати, существенно понизило уровень военной безопасности РФ) и — через «Оранжевую революцию» — Украину и Грузию. Была попытка спровоцировать «оранжевые» выступления в Армении. Идет борьба в Молдавии. Практически, за истекшее четырехлетие Россия проиграла схватку за пространство СНГ, в то время как Европа выиграла ее. Какие-то шансы, впрочем, еще остаются…
Чем объяснить столь неблагоприятное для РФ развитие событий (особенно, с учетом выгодного географического положения России, наличия исторических, политических, культурных, личных связей с «лимитрофами»)? Причина все та же: организационно-управленческий коллапс, растрата активного времени. Российская политика, да и экономика действовали в пространстве СНГ «с медлительностью, для которой нет имени».
Здесь необходимо указать, что, если «силовые» или «экономические» министерства России еще осуществляют какую-то, пусть и крайне медленную, но все-таки деятельность, то российский МИД, по-видимому, находится в глубоком анабиозе. Дело обстоит даже хуже: он не только не в состоянии вести сколько-нибудь последовательную и разумную политику, но и блокирует все попытки других инстанций заняться (вероятно, от отчаяния) внешнеполитической деятельностью.
В результате Россия политически проигрывает везде.
В ситуации с Киотским протоколом, где была занята твердая, надежная, непробиваемая и отвечающая интересам РФ позиция, отсутствие своевременной «игры» привело к неожиданной и унизительной капитуляции. На Дальнем Востоке странная как по форме, так и по содержанию попытка МИДа разом решить тяжелую проблему взаимоотношений России и Японии лишь по счастливой случайности не завершилась катастрофой. В Абхазии, Аджарии и Грузии была видимость деятельности, но, опять-таки, с таким «отставанием по фазе» от развития событий, что результат получился прямо противоположный ожидаемому. Еще хуже была проведена операция на Украине.
Здесь даже как-то неудобно говорить о «контрольном решении», столь оно очевидно:
* Прежде всего, стране необходимо определиться с политическими целями страны — в мире, в регионах, в пространстве СНГ;
* Затем нужно создать проводника этой политики (поскольку российский МИД не в состоянии перестроиться, а в своей современной форме физически не способен проводить в жизнь что бы то ни было);
* Вести политику поддержки экономической зависимости государств СНГ от России при всемерной поддержке их культурной и политической независимости;
* Расширять культурное сотрудничество;
* Способствовать созданию в пространстве СНГ региональных объединений;
* Способствовать проникновению на территорию СНГ крупных российских корпораций (прежде всего, РАО ЕЭС России, Газпрома, Транснефти);
* Иметь в качестве стратегической цели тесно связанные политико-экономические объединения внутри СНГ, созданные вокруг России («Союз четырех», «Золотой круг» и т.п.).
Заметим здесь, что дальнейшее проведение «запаздывающей» внешней политики в пространстве СНГ приведет к тому, что оно будет потеряно, а след
