Не знаю, как кому, а автору этих строк премьерская «стодневка» запомнилась прежде всего стрельбой. В течение этих милых «ста дней реванша» по всей Украине чуть ли не ежедневно убивали бизнесменов. Маленьких и крупных предпринимателей взрывали и убивали во Львове, Запорожье, Донецке, Житомире, в Крыму. С чего бы это? Случайность? Влияние солнечной активности? Слабая власть? Возможно все сразу. Власть действительно слабая. Пока. И ситуация в стране напоминает растянувшиеся победные три дня, в течение которых победители отдают своим солдатам захваченный город «на разграбление». Или на перераспределение. Там где предприятия по-крупнее – действуют рейдерски, где по-мельче – пулей, тротилом или ножом. Самое интересное, что преступники четко понимают – милиции будет недосуг посмотреть полгода спустя – кто же получил выгоду от убийства? Недосуг будет, потому что к тому времени убьют еще сотню. Но речь не об этом.
Очередное убийство, на этот раз фабриканта елочных украшений во Львове, заставляет все-таки задуматься, все эти убийства – следствие хаоса? Или технология государственного масштаба? Тупой возврат «беспредела 90-х» или спецоперация в духе «дела Гонгадзе»?
Попробуем пофантазировать. Чисто в порядке бреда. Допустим, мы имеем дело с технологией и «спецоперацией». Какова ее цель? Дестабилизация общества ( как и с делом Гонгадзе) и уничтожение неких ключевых фигур украинской политики (тоже, как и с делом Гонгадзе). Повторяю, все это не более, чем игра.
Сегодня мы живем в период «победивших регионалов». У них есть ряд проблем. Во-первых, нужно вернуть ресурс, потраченный на избирательную кампанию и ресурс, потерянный в «оранжевую» эпоху. Во-вторых, необходимо максимально ослабить Президента, так как терпеть нынешнее двоевластие неудобно, да и вообще – себя не уважать. В-третьих, необходимо подготовиться к потере общественного доверия, которое неизбежно придет в результате «газового провала» и в результате принятие непопулярных решений. Как к этому можно подготовиться? Найти «врага» и «закрутить гайки». Враг, в принципе уже давно найден. Президент дал Кабмину и Раде возможность сделать такими врагами своих «силовиков». В любой момент Янукович может заявить, что беспредел в стране вызван непрофессиональными действиями силовых «президентских» министров. И, к примеру, после устранения того же Луценко и назначения нового министра из «своих», блистательно раскрыть ряд резонансных убийств и прервать нынешнюю вакханалию.
Грубо говоря, нынешние, практически ежедневные убийства бьют в первую очередь не по Януковичу – бьют по Луценко. Можно ли допустить, что этот беспредел «санкционирован» сверху? А почему бы и нет? Криминальное сообщество по-своему иерархично и вполне может получать некие «темники» от представителей власти. Такие же «установки» могут получать и бизнес-структуры, желающие получить свое за поддержку «регионалов». Им просто посоветуют «не церемониться» и они будут решать вопросы перераспределения собственности быстро и без привлечения судов. Кстати, подобное уже наблюдалось, во время «первого пришествия» донецких в Киев. Таким образом, нынешний разгул преступности вполне может быть выгоден «регионалам» с одной стороны, как быстрый способ собственной «капитализации», с другой – как способ дискредитации команды Президента и Луценко как министра внутренних дел и будущего политического лидера, в частности. И, наконец, с третьей стороны, беспредел выгоден «регионалам» как предлог для дальнейшего «закручивания гаек». Это «закручивание» никоим образом не будет оформлено на бумаге. Не будет ни чрезвычайного положения, ни особых постановлений. Просто, милиция, налоговая, прокуратура, СБУ начнут жестко «прессовать» оппозиционные СМИ, общественные организации, независимый бизнес. Все это в «легкой» степени мы уже проходили в период правления Кучмы.
Однако, подобные технологии, как правило имеют три стадии. Первая – создание фона. Вторая, кульминационная – информационный взрыв. И третья – реализация задачи. Вполне вероятно, что сейчас мы имеем дело именно с первой стадией. В стране непрерывной чередой заказных убийств создается негативный фон в отношении силовых органов. Однако, рано или поздно, этот фон, эти кусочки мозаики или паззла должны сложиться в яркую, очевидную картину. Череду малоизвестных жертв должна замкнуть общественно-значимая личность. Скорее всего, политик или журналист. Именно это убийство должно «разогреть» общество до такой степени, чтобы оно потребовало наказания виновных. Министра Кравченко вычеркнуло из политической жизни именно такое убийство. Вслед за таким убийством должен идти мощный выброс компромата на уничтожаемую политическую силу, а затем уже некие государственные решения. Смею предположить, что ни Президент Ющенко, ни министр Луценко противостоять такому сценарию не смогут. И Кучма был по-сильнее, и Луценко с Кравченко не сравнишь.
Очень хочется надеяться, что все вышесказанное – лишь паранойя автора. Однако, мы живем в такое время, когда былью становится не сказка, а именно болезненные фантазии.
Станислав Речинский, «ОРД»
З.Ы. Напоследок не могу отказать себе в удовольствии и не перепечатать недавнее интервью Николая Джиги. Под названием
НИКОЛАЙ ДЖИГА: «Я НЕ ПОЗВОЛЮ ЛУЦЕНКО НАРУШАТЬ ЗАКОН». Я просто плакалъ, особенно вспоминая пистолет, засунутый в штаны Григоришина, вытаскиваемого из автомобиля Сивковича (забыл уже, наверное, всепрощенец?) и неприглядный вид Николая Васильевича на парламентской трибуне, когда врал как сивый мерин, по делу Гонгадзе. А теперь, вишь ты, закон защищает. «Помнишь, Постум, у наместника сестрица? Худощавая, но с полными ногами. Ты с ней спал еще. Недавно стала жрица. Жрица, Постум, и общается с богами».
«Руководитель комитета по вопросам борьбы с организованной преступностью и коррупцией Верховной Рады Украины Николай Джига поднимается в 5.30 утра и перед тем, как появиться в своем кабинете на Садовой, успевает сыграть несколько сетов в теннис или проплыть пару километров в бассейне. Джига подтянут, улыбчив, у него цепкий изучающий взгляд профессионального следователя и репутация человека, который умеет держать слово. Попав в парламент по списку Партии регионов, он не любит распространяться о своих политических пристрастиях, с разумной требовательностью относится к подчиненным и готов по достоинству оценить нестандартную шутку собеседника. Руководитель комитета по вопросам борьбы с организованной преступностью и коррупцией Верховной Рады Украины Николай Джига дал эксклюзивное интервью газете «Столичные новости».
— Николай Васильевич, на днях народный депутат, руководитель юридического департамента блока Юлии Тимошенко Андрей Портнов потребовал привлечь Юрия Луценко к уголовной ответственности. Министру вменяется в вину среди прочего невыполнение решений судов, ведение незаконных оперативно-розыскных действий.За последние годы мы привыкли ко многому, но когда в нарушении закона обвиняют лиц, призванных его олицетворять,согласитесь,это режет слух…
— Перед законом должны быть все равны. Закон об организационно-правовых основах борьбы с организованной преступностью предусматривает, что начальник Главного управления по борьбе с организованной преступностью МВД является первым заместителем министра. Нравится это или не нравится Президенту, министру — закон есть закон, его следует выполнять.
Начальник подразделения по борьбе с организованной преступностью области является первым заместителем начальника областного УВД. Нравится это или не нравится губернатору — так должно быть.
С приходом министра Луценко эти должности — в нарушение закона — упразднили. Таким образом был нанесен серьезный удар по борьбе с организованной преступностью и коррупцией. Подразделения УБОП уравняли с обычными подразделениями, отстраненными от ключевых приоритетов. А они таковы: работа над выявлением и постановкой на учет наиболее опасных преступных группировок, отслеживание потоков их финансирования, борьба с внешнеэкономической преступностью, с преступлениями в сфере топливно-энергетического комплекса, в банковской системе.
Возглавив комитет, я буквально заставил Луценко назначить первого заместителя министра по этим вопросам. Иными словами, как ни парадоксально это звучит, мы вынудили министра считаться с законом.
— Боюсь, что резкость ваших суждений может быть не всеми воспринята адекватно. Поскольку недавно в прессе появилась информация о том, что Николай Джига является наиболее вероятным кандидатом на должность министра внутренних дел. Вам действительно предлагали эту должность?
— Никто и никогда мне ничего подобного не предлагал. Это — первое. Второе — меня на должность министра МВД только силой можно загнать. Откажусь под любым предлогом. Я отработал в этой системе 36 лет. Считаю, этого достаточно. Я устал от постоянных перегрузок.
Так что моя критичность по отношению к министру абсолютно лишена налета конъюнктурности.
— Однако Луценко утверждает, что в возглавляемом им ведомстве серьезные нарушения отсутствуют, и при этом ссылается на Генеральную прокуратуру.
— Генеральная прокуратура ничего, относящегося персонально к Луценко, не проверяла. Факты, которые расследует специальная парламентская комиссия, созданная в связи с публикациями газеты «2000», и факты, которыми располагает наш комитет, связаны с тотальным нарушением законности при выполнении решений суда о восстановлении на работе.
Я вновь подчеркиваю: какое бы ни было государство, какие бы ни были суды, какими бы ни были личности, в отношении которых выносятся решения о восстановлении, эти решения необходимо выполнять. Необходимо чтить закон. Всем. Начиная от президента и заканчивая постовым милиционером. Разумеется, если мы хотим сами себя уважать и рассчитывать на уважение других.
— Увидев вас, вспомнил, как первый заместитель министра внутренних дел Николай Джига в свое время словно на Голгофу всходил для отчета на парламентскую трибуну и держал жесткие удары агрессивно настроенного депутатского корпуса. Непередаваемые ощущения, которые вы тогда испытывали, не сказываются на адаптации в должности руководителя комитета ВР?
— Сегодня мы говорим об этом с улыбкой, а тогда… За время работы в МВД мне приходилось раз восемь стоять на трибуне в зале парламента под перекрестным огнем депутатских вопросов. Парламентарии энергично и скрупулезно меня допрашивали (это слово наиболее точно передает характер диалога с залом) по делу Гонгадзе и в связи с попыткой нападения и поджога администрации Президента в марте 2002 года. Кстати, некоторые из тех, кто входил в эту группу экстремистов, сегодня носят депутатские значки.
Что касается нынешней моей должности… Нашему комитету удалось провести через парламент ряд законопроектов, регулирующих важнейшие аспекты борьбы с организованной преступностью, терроризмом. Осознание необходимости твоей работы, обоснованности твоей профессиональной позиции вселяет определенную уверенность. Мне кажется, я уже несколько адаптировался к новой форме публичности на трибуне Верховной Рады.
— А специфическая информация, которой вы владеете, учитывая особенности предыдущей работы в МВД и налоговой администрации, не мешает объективно воспринимать народных избранников?
— Конечно, я знаю многое о многих. И то, что я знаю, обычно не упоминают в официальных биографиях. Но память — категория не догматичная. Переходя на работу в парламент, я буквально заставил себя забыть все негативное, что мне было известно о конкретных лицах.
В конце концов, существует презумпция невиновности. Вину человека может доказать только суд. Если мы хотим построить правовое государство, давайте следовать букве закона. Уважение к нему определяет силу любого государства, любой демократической власти.
У нас же, к огромному сожалению, выполняется только около 20 процентов законов, одобренных Верховной Радой.
— Если верить данным Transparency International, Украина занимает 99-е место по уровню коррупции в списке из 163 стран мира. И хотя мы не рекордсмены в этой сфере, согласитесь, сознание, что в Ираке, Узбекистане, Туркмении или Белоруссии ситуация еще хуже, чем в Украине, как-то слабо утешает.
— Вы правы. Украине необходим пакет законов о коррупции. Коррупция — это фактор резкого обострения социальной напряженности в стране, серьезно дискредитирующий государство, власть, перечеркивающий потенциальные инвестиции.
Сейчас в нашем комитете идет работа сразу над тремя законопроектами, связанными с противодействием коррупции. Один из них, например, предполагает внесение изменений в некоторые законодательные акты Украины об ответственности за профессиональные правонарушения. Что, в свою очередь, потребует изменения Уголовного кодекса Украины. Конвенция ООН, ратифицированная Верховной Радой, предлагает существенно его дополнить, ввести ряд новых статей. Скажем, о злоупотреблении полномочиями. Это довольно большой перечень квалифицирующих признаков того, что сегодня преступлением как бы не считается.
— Нередко создается впечатление, что высокие должностные лица и обычные граждане совершенно по-разному оценивают криминогенную ситуацию в стране. На пресс-конференциях в Министерстве внутренних дел звучат бодрые уверения в очередной победе над преступностью, а житейская практика не желает с этим соглашаться: доверие к милиции падает, люди все острее осознают свою незащищенность… Что вы думаете по этому поводу?
— Милиция — часть власти. И если кто-то приходит со своей бедой к человеку в форме, а вместо понимания и участия наталкивается на равнодушие, должностное высокомерие, грубость, он проецирует свое негативное отношение не только на милицию в целом, но и на все государство. Это — нравственная сторона проблемы. Есть еще сторона и сугубо организационная.
Судьба противостояния с криминалитетом решается на местах — в районных, городских отделах милиции. По большому счету, именно там, а не в высоких кабинетах. И если сегодня, скажем, Львов, город с почти миллионным населением, патрулирует меньше десятка патрульно-постовых машин, говорить о каких-то успехах на фронте борьбы с преступностью, наверное, неуместно.
Не стоит руководству МВД покупать роскошные «Фаэтоны», «Мерседесы», а следовало бы подумать над обеспечением райотделов рабочими патрульно-постовыми автомобилями с соответствующим техническим оснащением. Пусть это будут не «Жигули» даже, а обыкновенные «УАЗики».
Город необходимо разделить на квадраты, по микрорайонам, и пусть по этому маршруту постоянно курсируют милицейские авто. Как во всем мире заведено — в Токио, Нью-Йорке…
Был случай в Киеве. Двое сели в такси, по дороге накинули на водителя удавку, забрали выручку и ушли. Таксист, придя в себя, связался по радиостанции с диспетчером, тот оповестил о случившемся другие машины. В считанные минуты таксисты блокировали дороги и задержали преступников.
Как видим, сама жизнь подсказывает оптимальные схемы. К сожалению, к подобным подсказкам у нас еще не научились прислушиваться. Пренебрегают и годами накопленным опытом.
Сегодня начальнику областного управления внутренних дел сотрудники, отвечающие за внутреннюю безопасность, не подчиняются, они напрямую подчинены министру. И не может начальник ни снять, ни назначить даже командира взвода дорожно-постовой службы — у того собственное начальство в Киеве. Зацентрализовано все до абсурда. Реально ли в такой обстановке принимать эффективные оперативные решения?
А повальное отстранение сотрудников от должностей, повальная чистка органов… Кому это облегчает жизнь — милиции или криминалитету?
Перед законом все равны. Но если закон нарушает министр внутренних дел — это уже за гранью здравого смысла.
— Между тем министр внутренних дел достаточно часто апеллирует к статистическим данным о снижении отдельных видов преступлений…
— Оставим это на его совести. Мы располагаем несколько иными данными: почти 16 тыс. преступлений укрыто от учета в 2005 году. В этом году, за девять месяцев, — 11,5 тыс. укрытых от учета преступлений.
Скажу больше, раз вы уже затронули тему статистики. Почти каждое третье преступление в стране осталось нераскрытым. Всего зарегистрировано 185 тыс., из них не раскрыто 247 убийств, 1032 тяжких телесных повреждения, 28 260 грабежей, 1623 разбойных нападения, 96 900 краж. А министр заявляет об успехах…
— Еще он заявляет о том, что единственный механизм привлечения к ответственности преступников — это лишение прокуратуры функций досудебного следствия.
— Это абсолютный бред. Министр имеет такое же представление об особенностях следствия, как я о нюансах подготовки китайских космонавтов.
Я — профессиональный следователь. И хорошо понимаю, что прокуратура расследует наиболее сложные, резонансные преступления. Расследует практически все убийства (за исключением совершенных несовершеннолетними). Наиболее серьезные должностные преступления. Преступления, связанные с бандитизмом.
Милиция просто не готова взять на себя такой массив этих сложных дел. Если уже что-то нужно менять, то следует не просто механически передать функции МВД, а создать отдельный следственный комитет или бюро расследований — автономный орган, в состав которого вошли бы следователи и прокуратуры, и МВД, и налоговой, и СБУ. Отдать же подобные функции МВД означает все угробить окончательно.
В чем обвиняют прокуратуру? В том, что она не расследует дела, поступившие из милиции. Но корень проблем совсем в другом: материалы в прокуратуру поступают некачественные, неподготовленные.
И не стоит обвинять следователей прокуратуры в том, что они не расследуют дел, которые ну очень хотят расследовать министр внутренних дел и кое-кто из его окружения. Они уже наломали дров. Настолько все непрофессионально… Ни одно дело не пошло в суд — ни по Колесникову, ни по Ризаку, ни по Щербаню. Потому что дела эти построены не на законных доказательствах, а на желаниях, эмоциях, а подчас еще и на элементах фальсификации.
На политике, на фальсификациях построено дело Колесникова. Хотите показать стране и всему миру эффективность борьбы с коррупцией — пожалуйста. Есть на ком показывать. Остались нерасследованными дела Порошенко, Червоненко…
— Вы упомянули фамилию Щербаня. Его возвращение вызвало заметный общественный резонанс.
— Я не знаю подробностей возбужденных против него дел. Но на основании того, что мне известно, могу предполагать, если хотите, чувствую, что ничего серьезного в этих материалах нет. В смысле доказательств. Крики, шум и, простите за выражение, понты — это одно, а законные доказательства — совсем другое. Сейчас привезите из-за границы любого…
— Например, Бакая, Билоконя, Боделана…
— Любого. И никто им ничего не сделает. Малограмотные, бестолковые, основанные на голом популизме обвинения. Да если бы имелись серьезные доказательства по делу Щербаня, его Генеральная прокуратура не отпустила бы.
— В свое время вы были одним из тех, кто начинал расследование дела Гонгадзе. Сегодня вокруг него много эмоциональных наслоений, домыслов. И несмотря на начеавшийся процесс, с каждым годом все труднее верится в то, что когда-нибудь мы узнаем правду…
— Сейчас судят трех бывших работников милиции. Если верить тому, что сотрудники департамента наружного наблюдения МВД принимали участие, а точнее, только присутствовали в момент, когда генерал душил журналиста… Если этому верить, то я не знаю, почему их судят. Они же — подчиненные этого генерала. Люди зависимые. Как пишут в газетах, стояли, ничего не делали… За что их судить?
Для меня это дело на сегодняшний день остается загадкой. Возможно, действительно, сначала появились пленки, они подверглись серьезному анализу, была разработана определенная операция, а потом, под эти пленки, и последовало исчезновение Гонгадзе.
Но… Я помню, что его рост был метр девяносто два сантиметра. А эксперты определяют рост найденного тела в пределах метра восьмидесяти двух сантиметров. Мать категорически заявляет, что найденное в таращанском лесу тело не принадлежит ее сыну. Это же мать, она многое чувствует сердцем, к тому же она обувь к ступне этого самого тела прикладывала.
Экспертиза на основе анализа ДНК также дает повод скорее для вопросов, чем ответов. Ведь учитывались генетические материалы только матери, а мировая практика подразумевает сличение данных обоих родителей.
— Итак, голова отсутствует, а тело может принадлежать вовсе не исчезнувшему журналисту. Возникает естественное, время от времени реанимируемое моими коллегами предположение, что Гонгадзе жив.
— А вы еще вспомните слова матери о том, что у нее было два сына. Один исчез после рождения, где он — она не знает. Повторю: в этом деле слишком много загадок.
— А в своей личной криминалистической практике вам часто приходилось иметь дело с загадками?
— Постоянно. Но чаще всего мне их удавалось разгадывать.
— Есть о чем вспомнить?
— Конечно. И знаете, больше всего согревают душу воспоминания о днях, когда работал следователем в районе. То было время моей молодости. В портфеле — фотоаппарат, вспышка, рулетка, набор процессуальных документов, в душе — огромное желание доказать самому себе и другим, на что ты способен.
Бывали ситуации трагические, бывали забавные. Помню, в 1970-е годы участились кражи скота. Тащили с подворья зазевавшегося хозяина лошадей, коров, свиней, птицу. Сколько сил и нервов потратили мы однажды на поиск пропавшей коровы. Умыкнули ее профессионально, исчезла буренка бесследно, словно на воздушном шаре улетела. А когда нашли корову, долго смеялись: оказывается, похитители, чтобы скрыть следы, аккуратно обули ее в сапоги. Можете себе представить корову в сапогах?!
— С трудом. Как и то, что такой опытный криминалист не попытался расследовать происхождение собственной фамилии, несколько необычной для вашей родной Виннитчины. Если не ошибаюсь, джигой называют ирландский танец?
— Верно. А в украинском языке это — приспособление для ловли рыбы. Когда довелось побывать в Азербайджане, местные знатоки словесности убеждали меня, что фамилия Джига — вообще-то турецкого происхождения. Так что есть варианты…
— С учетом специфики вашей предыдущей и сегодняшней работы, украинский вариант представляется наиболее предпочтительным. Спасибо за беседу, Николай Васильевич. «
