Сегодня Административный окружной суд Киева примет решение, которое надолго определит международный имидж Украины.
Будет решаться будущее 24-летнего россиянина, этнического чеченца Лёмы Сусарова, который почти год находится в столичном СИЗО №13, несмотря на серьёзные проблемы со здоровьем. Это решение может стать важным прецедентом для всех аналогичных случаев: на кону стоят жизни многих людей и репутация нашей страны. Пока что Украина безотказно выдаёт беженцев, даже если им грозят пытки или верная смерть.
В Киев живьём или домой в мешке
В конце 2005 года Сусаров был вынужден покинуть родное село Самашки и выехать в Азербайджан. Арби, родственник Лёмы, участвует в «чеченском сопротивлении», и учитывая распространённую на Северном Кавказе практику взятия заложников, оставаться на родине Сусарову, хоть бы и ни в чём невиновному, было опасно. В 2006 году бакинское представительство Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ ООН) признало его беженцем, зарегистрировав под номером 6030. Односельчанин Сусарова, Руслан Элиев, с которым они делили квартиру в Баку, получил номер 6032. Вечером 9 ноября Элиева похитили, а Сусаров, опасаясь за свою жизнь, выехал в Украину. Спустя полгода, весной 2007-го, стало известно, что изувеченный труп Руслана в мешке сбросили с российского вертолёта над Самашками. Оказалось, что Лёма не зря сменил страну проживания.
Тем временем, МВД Ингушетии объявило Сусарова в международный розыск: его обвинили в ограблении магазина мобильной связи. Чеченский беженец якобы украл карточки мобильной связи на общую сумму около $200. Сам Сусаров обвинения отвергает; Руслан Джабраилов, у которого якобы были украдены карточки, погиб ещё в 2004 году при «зачистке» села. Кроме того, представляется очень сомнительным, что российский мобильный оператор поднимет международный скандал и заставит суетиться всесильных московских чекистов из-за дела такого масштаба.
Тем не менее, в июле 2007 года на киевском вокзале Сусарова задержали люди в штатском. По мнению Лёмы, это были сотрудники СБУ; по официальной версии – милиционеры. Надев на голову беженцу мешок, его отвезли в неизвестном направлении, избивая и угрожая отдать на расправу «майору ФСБ». К вечеру его доставили в отделение милиции, где незаконно удерживали 9 дней (вместо положенных 72 часов).
27 июля Генеральный прокурор подписал приказ об экстрадиции Сусарова российским силовикам. Сотрудники УВКБ ООН в Киеве, проведя собеседования, подтвердили для ГПУ, что Сусаров имеет статус беженца и не может быть выдан властям Российской Федерации из-за риска подвергнуться пыткам и жестокому обращению. Будучи уже дважды мандатным беженцем ООН, он обратился к соответствующим украинским органам, чтобы они подтвердили этот его статус. Государственный комитет по делам национальностей и религий по мере возможностей затягивал принятие решения, а 15 января этого года всё-таки отказал Сусарову в предоставлении убежища в Украине.
Между тем, дело чеченского беженца приобрело широкую международную огласку. 11 октября правительство Финляндии, со своей стороны, признало Сусарова беженцем и выразило готовность предоставить ему убежище, но украинские власти делают всё возможное, чтобы он не мог жить в безопасности. Несмотря на однозначную позицию ООН, европейских институций и правозащитников, Генпрокуратура продолжает настаивать на экстрадиции Сусарова: мол, на момент принятия решения о выдаче ГПУ не знала, что он беженец, поэтому экстрадиция будет законной.
Мы выдаём – они пытают
На замечания о том, что беженцев нельзя выдавать туда, где им угрожает преследование, представители прокуратуры напоминают, что против Сусарова в России заведено уголовное дело, а в таком случае статус беженца велено игнорировать. Именно благодаря пресловутым телефонным карточкам российские органы могут требовать выдачи чеченца.
Несмотря на это, ряд украинских, российских и международных правозащитных организаций заявили, что экстрадиция Сусарова будет грубым нарушением ратифицированных Украиной Конвенции ООН о статусе беженца, Конвенции ООН против пыток, Европейской Конвенции о защите прав человека и основоположных свобод. Ведь все эти документы единогласно утверждают: человека нельзя выдавать другому государству, если существуют серьёзные подозрения, что ему там могут угрожать пытки или другая опасность, связанная с его расой, религией, гражданством, политическими взглядами или принадлежностью к определённой социальной группе.
По иронии судьбы, за соблюдением этих норм, ставших частью украинского законодательства, должна следить та же структура, которая их систематически нарушает – Генеральная прокуратура. Особенно гротескной ситуация выглядит, если учесть, что в мае этого года Украина была повторно избрана в состав Совета ООН по правам человека! Гражданская инициатива «Без границ», пикетировавшая в понедельник ГПУ, призвала украинские власти определиться. Чтобы быть последовательным, украинское государство должно или выполнять принятые обязательства, или денонсировать соответствующие соглашения и готовиться к последствиям.
Если у кого-то есть сомнения в том, что в Чечне систематически применяются пытки, он может обратиться к фактам, предоставляемым «Мемориалом», Human Rıghts Watch, «Международной Амнистией», ОБСЕ, ООН и другими авторитетными организациями. Все они делали соответствующие заявления, из которых явствует, что выдавать Сусарова россиянам нельзя. Но все доводы разбиваются о железную стену аргументации начальника отдела экстрадиций ГПУ. Участникам митинга 9 июня он заявил, что «исключает» возможность применения пыток к Сусарову после его выдачи. Что ж, если такие гарантии даёт представитель солидной госструктуры, имеем ли мы право в них усомниться?
Да, имеем – после того, как прочитаем последнюю статью российской журналистки Анны Политковской, убитой позапрошлой осенью. В недописанном материале «Назначаем тебя террористом» она описывает историю чеченца Беслана Гадаева, арестованного в августе 2006 года в Крыму и депортированного в Грозный (фактически, это была скрытая экстрадиция). Политковская приводит строки из его письма:
«После того как я ответил им второй раз, что я никого не убивал, они сразу же стали меня бить. Сначала меня два раза ударили кулаком в область правого глаза. Пока я приходил в себя после этих ударов, они скрутили меня и нацепили на меня наручники спереди, и между ногами сбоку просунули трубу, для того чтобы я не смог шевелить руками, хоть я и был в наручниках. Затем они взяли меня, а точнее, эту трубу за концы, которая была закреплена на мне, и подвесили меня на близстоящие две тумбочки, высотой примерно с 1 метр.
Сразу же после того, как они меня подвесили, они стали прикреплять на мизинцы рук провода. Пару секунд спустя меня начали бить током и одновременно били меня резиновыми дубинками, куда только могли. Не выдержав боли, я стал кричать, произнося имя Всевышнего, моля их прекратить это. В ответ на это, чтобы не слышать и не слушать, как я кричу, они надели мне на голову черный пакет.
Сколько это продолжалось, точно не помню, но я стал терять сознание от боли. Увидев, что я теряю сознание, сняли с меня пакет и спросили, буду ли я говорить. Я ответил, что буду, хотя не знал, о чем им говорить. Я так ответил, чтобы хотя бы на время избавиться от пытки.
Затем они сняли меня с подвесного состояния, сняли трубу и швырнули меня на пол. Сказали: «Говори». В ответ на это я сказал, что мне нечего им говорить. На мои слова они ответили мне тем, что ударили меня той же трубой, на которой меня подвешивали, в район того же правого глаза. От этих ударов я упал на бок и почти в бессознательном состоянии ощущал, как они стали бить меня куда попало. …Меня снова подвесили и повторили то же самое, что и до этого. Сколько это продолжалось, я не помню, меня снова и снова обливали водой.
На следующий день они меня искупали, мазали на лицо и по телу что-то. Примерно в обеденное время ко мне зашел оперативный работник в гражданке и сказал, что пришли журналисты и что мне надо будет взять на себя три убийства и разбой, пригрозив тем, что, если я не соглашусь, они все повторят, а также опустят меня, применив ко мне издевательство сексуального характера. Я согласился. После того как я дал интервью журналистам, они, также пригрозив этим же издевательством, заставили меня дать показания, что все те побои, которые я получил от них, которые они мне нанесли, я получил якобы при попытке к бегству».
Думается, по сравнению с подобной перспективой год, проведённый в киевской тюрьме, покажется Лёме раем. Испытает ли он все прелести общения с чеченскими «правоохранителями», решит во вторник киевский судья. Он будет рассматривать обжалование решения об экстрадиции Сусарова. Исход этого дела может стать прецедентом, по схеме которого будут впредь решаться все подобные вопросы.
Газ, дружба, чай
Украина не в первый раз пытается передать беженцев в руки палачей, нарушая все возможные нормы. В феврале 2006 года Киев выдал узбекским спецслужбам 11 свидетелей кровавой резни в Андижане. На родине им присудили от 3 до 13 лет лишения свободы. Позже государство косвенно признало, что узбеков депортировали незаконно. Но ответственности не понёс никто из причастных. Говорят, в то время руководство Украины очень рассчитывало на заключение выгодных газовых контрактов с Узбекистаном; где уж тут размышлять о судьбах нескольких простых человек?
В том же 2006 году ГПУ выдала россиянам чеченца Султанбека Айдемирова, проигнорировав решение суда. «Представитель Генпрокуратуры заявил тогда: Айдемиров – бандит, и мы экстрадируем его, даже если Россия откажется от требований, мы отвезем его на границу и сбросим в канаву», — напоминает адвокат Сусарова Олег Левицкий.
Периодически Киев выдаёт Москве россиян, ищущих убежища или даже уже имеющих статус беженца. Член оппозиционной НБП 22-летний Михаил Ганган чудом избежал экстрадиции. Скрываясь от преследований на родине, он переехал в Винницу, где подал документы на получение статуса беженца. Но 31 декабря 2007 года Гангана задержали украинские милиционеры по наводке российских коллег. Только благодаря давлению украинской и российской общественности удалось добиться освобождения Гангана и создать прецедент невыдачи Украиной преследуемого в России по политическим мотивам.
Впрочем, любой последующий российский беженец на территории Украины рискует стать заложником очередного «газового» или другого кризиса: Киеву всегда легче выдать Москве неугодного человека, чем решать вопросы дипломатическим путём. Кроме того, значительную роль играют особые отношения, сложившиеся между сотрудниками украинских и российских спецслужб. Отечественные чекисты с удовольствием выполняют просьбы бывших однокашников из России, с которыми вместе зачастую провели студенческие годы. Неформальные «доверительные» отношения органов безопасности двух стран часто становятся выше закона. В случае Сусарова, судя по всему, поначалу тоже планировали обойтись без «формальностей», связанных с процедурой экстрадиции. По крайней мере, ГПУ ставить в известность никто не собирался: там узнали об этом деле случайно, от российских коллег. Если бы российская генпрокуратура не «разболтала», в Киев, скорее всего, просто приехали бы сотрудники ФСБ и приняли Сусарова на руки от коллег из СБУ. По мнению координатора инициативы «Без границ» Максима Буткевича, подобных примеров внесудебной экстрадиции на практике значительно больше, чем можно себе представить. О некоторых таких случаях правозащитникам становилось известно, но уже тогда, когда они ничего не могли сделать.
Можно понять, таким образом, мотивы чиновников, выдающих беженцев узбекским или российским коллегам. Но какие общие интересы могут объединять власть имущих в украинском Киеве и шриланкийском Коломбо? В марте этого года украинские власти вернули Шри-Ланке 11 искателей убежища из этой страны, этнических тамилов. Несмотря на заявления правозащитных и международных организаций, вопреки ряду украинских законов и ратифицированных международных конвенций, 11 человек были насильно депортированы на родину, которая «славится» применением пыток. Притом, что всего за неделю до этой депортации Европейский суд по правам человека в очередной раз подчеркнул абсолютный и безоговорочный запрет на высылку людей в те страны, где им угрожают пытки и жестокое обращение. А Human Rights Watch, безотносительно к действиям Украины, как раз тогда опубликовала новый доклад о похищениях людей, в основном тамилов, в Шри-Ланке. Казалось бы, Украина не покупает газ в этой тропической стране, да и на личном уровне наших СБУшников ничего не объединяет с сингальскими чекистами. Зачем же нарушать законы и позорить страну? Не подкупили же, в самом деле, наших чиновников партией цейлонского чая?
Не вышлют, так зарежут
Прагматичные мотивы украинских чиновников, выдающих беженцев, накладываются на ксенофобские настроения в обществе, усиленно подогреваемые власть имущими. Мигрантофобия – новая украинская болезнь, стремительно набирающая обороты в некогда «гостеприимной стране». «Языком вражды» в отношении мигрантов и беженцев не брезгуют даже политики первого эшелона, а во время последних выборов в Киеве трудно было найти кандидата в мэры, который бы не запятнал себя ксенофобскими высказываниями.
Результат налицо: Украина бьёт собственные рекорды по расовым преступлениям. Утром в понедельник, 9 июня, в Киеве нашли мёртвого выходца из Конго с пробитой головой. 29 мая вечером на глазах у десятка людей убили нигерийца. А 8 марта от 10 ножевых ранений скончался беженец из Сьерра-Леоне. Это – логическое продолжение бытовой нетерпимости к мигрантам, в том числе беженцам, со стороны украинцев. Нетерпимости, которая проявляется в равнодушии к судьбе Лёмы Сусарова. И в вопросе милицейского подполковника, заданном участникам правозащитного митинга: «А почему его ещё не выслали?».
Быть уважаемой страной, полноправным членом клуба цивилизованных демократических стран, или коллективным Павликом Морозовым, готовым предать доверие любого беззащитного человека – именно такой выбор стоит сегодня перед Украиной.
Денис Горбач, «Главред»
