Согласно официальной версии, произошло следующее.
Левые эсеры, несогласные с Брестским миром, решили убить немецкого посла в Москве графа Вильгельма фон Мирбаха, чтобы спровоцировать войну с Германией. Исполнение теракта взяли на себя два члена партии, начальник “германского” отдела ВЧК Яков Блюмкин и его сотрудник Николай Андреев.
В 14:15 6 июля 1918 года они явились в посольство в Денежном переулке якобы для обсуждения судьбы дальнего родственника фон Мирбаха, которого арестовала ЧК.
Около 14:40 Блюмкин несколько раз выстрелил в дипломата, а Андреев, убегая, кинул в гостиную две гранаты. Посол погиб на месте. Преступники скрылись.
Прибыв на место, Дзержинский мгновенно разобрался, что произошло, и сразу отправился в гнездо мятежа — спецполк ВЧК, базировавшийся в Трехсвятительском переулке и более известный как “отряд Попова”.
Командир полка Дмитрий Попов, также левый эсер, задержал Дзержинского, и судьба “рыцаря революции” около пяти часов висела на волоске, пока его не освободили латышские стрелки Иоакима Вацетиса.
Узнав о случившемся, Ленин и Свердлов приказали арестовать руководство левых эсеров, находившееся в Большом театре на заседании V съезда Советов.
К утру следующего дня с мятежом было покончено. В час ночи 7 июля на места ушла телеграмма Ленина: “Повсюду необходимо подавить беспощадно этих жалких и истеричных авантюристов. Будьте беспощадны против левых эсеров, и извещайте чаще”.
Немцы, получив официальные извинения и заверения, что виновники убийства посла будут наказаны, не стали начинать военные действия из-за тяжелой ситуации на Западном фронте.
Несоответствия и нестыковки
В советскую эпоху эту версию полагалось принимать на веру без анализа. Современные исследователи обнаружили в ней массу темных пятен.
Пожалуй, самое удивительное во всей истории — судьба ее основных участников.
Казалось бы, исполнителя чудовищной провокации, едва не закончившейся гибелью советской власти, должна была ждать неминуемая казнь.
Однако Блюмкина даже не выгнали со службы.
В 1920 году он был принят в партию большевиков, тогда же выполнял важную миссию в иранском Азербайджане, где временно возникла Гилянская советская республика, в 1927-м к 10-летию ВЧК-ОГПУ получил золотое оружие, а расстрелян был спустя два года, причем не за убийство Мирбаха, а за то, что во время командировки в Турцию тайно встретился с Троцким.
Еще одна странность: прыгая в окно после теракта против посла Германии, Блюмкин сломал ногу и до автомобиля не бежал, а полз, однако охранявшие посольство латышские стрелки, уже слышавшие стрельбу и взрывы, отчего-то не задержали его.
Второго убийцу, Андреева, также не тронули. Вскоре он умер от тифа.
Попова расстреляли в 1921 году, но, опять-таки, не за 6 июля, а за то, что побывал помощником Махно.
Наконец, и с лидерами левых эсеров обошлись не по-большевистски мягко. Уже 10 июля почти всех выпустили в честь принятия на съезде первой советской конституции.
27 ноября 1918 года Ревтрибунал при ВЦИК рассмотрел дело о “заговоре ЦК партии левых эсеров против Советской власти и революции”, однако из 14 обвиняемых в зале присутствовали лишь двое, которым дали по три года принудительных работ.
Впоследствии, правда, судьба левых эсеров сложилась незавидно.
Из видных партийцев эмигрировать и спастись удалось лишь наркому юстиции в первом послеоктябрьском правительстве Штейнбергу. Остальные многократно арестовывались, долгие годы мыкались по ссылкам, а в годы “Большого террора” были расстреляны.
Странное бездействие
Ни в Москве, ни в провинции левые эсеры ничего не сделали для захвата власти и не оказывали сопротивления, хотя тот же отряд Попова насчитывал 1800 бойцов, имел орудия и броневики.
Даже советский историк Леонид Спирин в изданной в 1971 году книге под красноречивым названием “Крах одной авантюры” указывал, что “никаких вариантов военных действий не существовало, отряд Попова так и не сдвинулся с места до самого разгрома, оборона занятых позиций свелась к отсиживанию в двух зданиях Трехсвятительского переулка”.
“Арест” Дзержинского в штабе Попова свелся к тому, что глава ВЧК мирно пил со своим подчиненным чай.
Спирин и его коллеги объясняли бездействие Попова тем, что верхушка партии оказалась в заложниках у большевиков. Тогда возникает вопрос: зачем левые эсеры назначили мятеж именно на 6 июля, зная, что все их руководство будет находиться в Большом театре, как в ловушке?
Более того: если замышлялся государственный переворот, зачем нужно было убивать Мирбаха и тем оповещать противника? Взяли бы власть и строили отношения с Германией, как хотели.
Таинственные документы
Убегая, Блюмкин и Андреев бросили портфель, в котором находились “дело племянника” и мандаты, подписанные Дзержинским.
Впоследствии говорилось, будто Блюмкин подделал подпись начальника. Так ли это, проверить невозможно, ибо глава ВЧК, прибыв в посольство, сразу изъял документы “в интересах следствия”, и с тех пор их никто не видел.
Самым полным сборником материалов о событиях 6-7 июля и главным доказательством вины левых эсеров по сей день считается изданная в 1920 году “Красная книга ВЧК”.
В частности, она содержит протокол заседания левоэсеровского ЦК от 24 июня, где якобы принималось решение убить Мирбаха.
Однако в протоколе о покушении не говорилось, а слово “восстание” относилось к выступлению против немцев на Украине.
Советские авторы впоследствии занимались не цитированием, а вольным пересказом “Красной книги”.
Блюмкин показал, что приказ убить Мирбаха получил 4 июля в гостинице “Националь” от “одного члена ЦК партии левых эсеров”. Имени этого человека у него почему-то не спросили. По крайней мере, в архивах оно не упоминается.
Современные исследователи Андрей Буровский и Михаил Веллер указывают на ранее мало известный факт: до назначения в Москву фон Мирбах был послом в Швейцарии, и, следовательно, мог многое знать о финансировании Ленина и его сторонников германской разведкой.
Не исключено, что в Кремле знали о рекомендациях Мирбаха кайзеровскому правительству свергнуть большевиков и привести к власти в России какую-нибудь более вменяемую и ответственную силу.
Кстати, весной и летом 1918 года так думали в Берлине многие. Вопрос упирался в одно: никто в России больше не готов был подписаться под условиями Брестского мира.
Чей заговор?
Ряд историков прямо утверждает: никакого “левоэсеровского мятежа” не было.
Была провокация большевиков с целью разогнать последнюю независимую от них политическую организацию, а заодно покончить со слишком много знавшим и неудобным дипломатом.
По этой версии, ни ЦК левых эсеров, ни Попов ничего не замышляли. Дзержинский отправился в отряд, чтобы удержать подчиненного от спонтанного выступления.
Получил в последнее время новую трактовку и эпизод с батальоном германской пехоты, который немцы после убийства Мирбаха якобы требовали ввести в Москву для охраны посольства.
По советской версии, Ленин наотрез отказал, поскольку “это означало бы начало оккупации”, и Берлин в конце концов уступил.
Современные историки предполагают, что, если такие переговоры велись, то батальон был нужен для охраны не столько посольства, сколько советского правительства.
В тот же день, 6 июля, произошли реальные вооруженные выступления в Ярославле, Рыбинске и Муроме, организованные Борисом Савинковым.
Большевики подозревали, что он хотел “расчистить путь” на Москву англичанам, которые к тому времени высадились в Архангельске.
Поскольку восстания савинковцев удалось быстро подавить, помощь немцев не понадобилась.
Кто лучше подготовился к 6 июля?
Архивные материалы подтверждают, что большевики готовились к “подавлению мятежа” еще до его начала.
В Москву были переброшены дополнительные латышские части. Командир латышской дивизии Вацетис еще 18 июня объявил состояние повышенной готовности, причем, как писал впоследствии в мемуарах, отлично знал, против кого предстоит действовать.
4 июля, в день открытия съезда Советов, по приказу Свердлова на все важные посты внутри Большого театра и вокруг него были выставлены усиленные караулы латышских стрелков.
По воспоминаниям коменданта Кремля Малькова, возле каждого из левоэсеровских часовых, “не спуская с них глаз, стояло по два-три человека”, так что никто из левых эсеров “и пальцем не мог пошевелить, не обратив на себя внимание”.
Вскоре после покушения из советского полпредства в Берлине пришла депеша: “германское правительство не сомневается, что граф Мирбах убит самими большевиками”.
Сотрудник полпредства Георгий Соломон вспоминал, что его близкий друг, торгпред Леонид Красин, вернувшийся в Германию из Москвы вскоре после июльских событий, “с отвращением” сказал ему, что “такого глубокого и жестокого цинизма в Ленине не подозревал”.
Айно Куусинен, жена видного коминтерновца и многолетнего члена политбюро Отто Куусинена, написала в мемуарах, что муж однажды познакомил ее с Блюмкиным, который “собирался ехать за границу с важным поручением от Коминтерна”, а когда она заметила, что Мирбах был убит левыми эсерами, “Отто разразился громким смехом”.
Конец многопартийности
Правые и центристские партии большевики разогнали еще в ноябре 1917 года.
1 апреля 1918 года объявили вне закона анархистов (формально — за самоуправство и грабежи, фактически, по мнению ряда авторов, за то, что анархисты, имевшие сильные позиции среди матросов, не позволили сдать немцам корабли Балтийского и Черноморского флотов).
15 июня пришла очередь правых эсеров и меньшевиков: некоторые члены этих партий в Поволжье и Сибири приветствовали восстание чехословаков.
В отношениях с левыми эсерами у большевиков к тому времени тоже возникли серьезные проблемы, и не только из-за Брестского мира, а в первую очередь, из-за продразверстки.
Второй человек в партии, Борис Камков, публично грозил “вымести из деревни комбеды и продотряды”.
Так что покушение на Мирбаха случилось очень вовремя.
Независимо от того, что на самом деле произошло 6 июля 1918 года, эта дата стала поворотной в российской истории. Безраздельное господство одной партии, объявившей себя “умом, честью и совестью нашей эпохи”, утвердилось на 71 год, 8 месяцев и 6 дней.
BBCRussian.com
