Кто такой Пётр Павленский, и почему его имя нужно знать каждому

Петр Андреевич Павленский — русский человек, из Питера, ему чуть за тридцать, лицо у него грустное и сам он производит ложное впечатление хрупкого подростка. Если не видеть его в реальной жизни, а только на видео и фото, он кажется совсем ничем, гоголевским петербургским человечком, крохотным, по сравнению с громадьем его инструментов — Красной площадью, зданием КГБ на Лубянке, огромным забором сумасшедшего дома, Казанским собором в Питере. Петр Павленский художник, художник настоящий, тот, который рисует, он закончил Художественно-промышленную академию, может руками изобразить что-нибудь грандиозное, на холсте или на стене, но больше он известен как художник современный.

Современный художник — это странное словосочетание применяется только потому, что в русском языке нет слова, соответствующего слову artist, человек искусства. В украинском языке такое слово есть, «митець», но почти нет явления. Современные художники считают, что инструментарий изобразительного искусства исчерпан, сложно написать море лучше Айвазовского, а хуже или так же — нет смысла, жизнь одна и тратить её на подражательство неумно. Павленский — современный художник акционист.

Акционист — это тот, кто превращает в холст улицы и площади, а зрительный зал и сцена смешиваются, зрители могут принять участие в действии и, как правило, принимают, сами того не понимая и не желая. Акция, как правило, должна быть задокументирована на видео, фото, другие носители. Мы еще вернемся к ним, к другим носителям.

Чем отличается современный акционизм от хулиганства, революции, восстания, погрома? Акционизм всегда провокация. Граница между искусством и хулиганством пролегает в области чужого носа. Если художник размахивает руками в опасной близости от чужого носа, то это все же провокация. Как только нанесен первый удар и пошла чья-то кровь — искусство заканчивается. Основная кровь современного искусства, а её немало пролито — это кровь самого художника.

Если углубиться в происхождение Павленского, то можно выстроить цепочку Великие иностранцы (венские акционисты) — российские акционисты (Асмоловский, Кулик, Бренер, Тер-Оганян, Мавроматти) — арт-группа Война — Pussy riot — Павленский. Про иностранцев лучше расскажут в энциклопедии, про предшественников, акционистов 90-х можно кратко: Асмоловский с группой товарищей выложил своими телами слово ХУЙ на базальтовой брусчатке Красной площади, Кулик раздевался догола и изображал собаку (кусался и лаял), Бренер дефецировал, впрочем даже не дефецировал, а срал на выставках, то пораженный красотой работ, то наоборот, пепел к пеплу, Тер-Оганян рубил топором иконы (точнее — не иконы, а наклеенные на доски репродукции икон, символ, идею икон, впрочем, предосторожность не помогла, пришлось бежать из России в Чехию), Мавроматти самораспинался, ему, похоже, нравится немного помучиться. Что с ними стало? Они превратились, кроме Кулика и Бренера, в унылое провластное охранительное говно. Те, кого я не упомянул, из предшественников, Пименов, например, — тоже превратились в говно. Климат, наверное, сейчас такой.

Особенной статью идёт Война — это Вор и Коза, Олег Воротников и Наталья Сокол, покойный Леонид Николаев (Лёня Ёбнутый), исследователь русского языка (мата) Плуцер-Сарно, а также, сюрприз — Надежда Толоконникова, Петр Верзилов, Маша Алёхина, Катя Самуцевич, ставшие Pussy Riot. Участники Войны не признавали денег, жили мелким воровством в магазинах и на рынках, простых людей старались не обижать кражами, не имели своего угла и скитались по России, Украине, сейчас скитаются, по слухам, по Италии. Война уделяла много внимания политическому, поскольку обстановка способствовала — режим Путина стал каменеть, огрызаться, затеял войну с Грузией, и потихоньку стал САЖАТЬ.

Про Войну можно узнать самостоятельно, но, если вкратце, — они нарисовали гигантский член на разводном мосту в Питере, прямо напротив здания КГБ на Литейном проспекте, устроили акцию, посвященную назначению президентом РФ Медведева «Ебись за наследника Медвежонка» в зоологическом музее в Москве, не обошли вниманием и Киев — устроили поминки поэта Пригова в метро, на всех трех линиях, с водкой, закуской и участием пассажиров.

Я и сам там был, могу сказать, что от «Лесной» до «Житомирской» можно выпить литр водки не напрягаясь, дальше помню плохо. Потом они стали переворачивать полицейские машины, за что ненадолго сели в тюрьму, потом Лёня Ёбнутый спустился по веревке с крыши дома во двор полицейского участка и сжег автозак, за десять минут до Нового года, полицаи только-только налили проводить год.

В целом Война наиболее креативная, радикальная и политизированная арт-группа России. Они хотели, чтобы граждане забыли страх, следовали их примеру, переворачивали полицейские машины, они боролись с полицейским государством, в которое превратилась изнуренная настоящим и телевизионным терроризмом Россия. Павленский почерпнул у Войны политизированность, а также умение найти правильное место в правильное время — это качество диверсантов, киллеров, бойцов спецназа, никем таким участники Войны не были, просто талант. Война тщательно планировала акции, тренировалась, просчитывала отход с места акции — они никогда не попадались. Акция — фото-видео фиксация — до новых неожиданных встреч.

Отколовшиеся от Войны Pussy Riot занимались, по словам Толоконниковой, внезапными выступлениями» — фактически тем же, что и Война, впрочем, они придумали себе образ — девушки в цветных балаклавах и ярких колготках. Самая известная их акция — выступление в Храме Христа Спасителя с песней «Богородица, Путина прогони». Тогда, в 11-м году, во время смешных московских протестов, белоленточников, они заглянули немного глубже — в самую суть нового режима Путина, полное истребление любой общественной жизни, взаимопроникновение церкви и государства, в колыбель нового тоталитаризма, и попали гидре по больному месту. Их нашли, нашли быстро и примерно наказали, совершенно беззаконно, наказали реальным сроком, пресловутой «двушечкой». Так акция получила своё продолжение в виде суда и лагеря. Толоконникова и Алёхина держались достойно, проявили неожиданную для художников и юных женщин стойкость, не покаялись и не унизились, скорее наоборот, унизили судебную систему и систему исполнения наказаний, боролись с ними и в лагере.

Именно этим и вдохновился наш герой, Петр Павленский. В отличие от Войны, его акции не заканчиваются отходом с места россыпью, его инструмент — собственное тело в окружении каменных громад, а основная акция начинается после задержания — и документы это не только фотографии и видео — это протоколы задержания, протоколы допросов, акты экспертиз, разговоры следователей.

Одной из первых ярких акций была «Туша» — голый Павленский, обмотанный колючей проволокой появился у законодательного собрания Санкт-Петербурга. Полицаи с саперными ножницами, перекусывающие проволоку, доброхоты из публики, желающие немедленно расправиться с ним, экспертиза в психбольнице — всё это и составило акцию, запротоколированные действия тупой неповоротливой государственной машины, столкнувшейся с непонятным.

Потом была «Фиксация» — прибивание мошонки к многострадальной брусчатке Красной площади, акция, отражающая состояние оглушенного телевизором и дармовыми деньгами (а сейчас они уже закончились) российского общества, того, еще мирного времени. Снова протоколы, экспертизы, снова фиксация действий машины подавления, забуксовавшей на одном маленьком человеке, сидящем голым на холодном камне. И гвоздь в мошонке, формально — в мошонке Павленского, а на самом деле — в их мошонках.

Когда начался Майдан, еще мирный, я с удивлением встретил на нём Павленского — в смешном чепчике, с бесстрастным темным лицом аскета, он был везде, смотрел, слушал, учился. Даже прочел лекцию, с показом своих и не своих акций, показывал, во что превратились гражданские протесты в Москве (в винтилово и в Болотное дело). Запомнилось, как полудикий майдановец, судя по выговору, из самого далёкого села Ивано-Франковской области, в искусственной чёрной шубе, взял слово и сказал следующее:

Правильно каже ця людина, росіянин! Не можна розходитись. Бо вони не дадуть знов зібратися, як у Московщині!

По приезду домой, в Питер, Павленский повторил Майдан — ночью, на Мало-Конюшенном мосту зажег покрышки, вывесил украинский флаг и стал стучать по металлическим листам.

Новая акция, «Свобода» была посвящена жертвам, это было 23 февраля, сразу после расстрела. Против Павленского возбудили дело, за «вандализм», по мнению следователей, он «осквернил» мост, как Pussy Riot осквернили храм. Вот это дело об осквернении моста, оно развивалось, ветвилось, следователь потребовал характеристики на Павленского от других художников, тексты есть в деле и, при наступлении Высшей справедливости эти тексты проявятся на лбах и спинах следователей, прокуроров и прочих, имя легион.

И вот акция прямого действия, ночью, одинокий Павленский с канистрой, все в том же смешном чепчике на фоне горящей двери в святая святых, в сердце современной России — в здание ФСБКГБ. Павленский сражается со страхом общества — и переходит от метафор к прямому посланию, он называет вещи своими именами. ФСБ — главная организация России, не правительство и не госдума, не министерство обороны и не совет федерации федерального собрания российской федерации — вся власть принадлежит ФСБ, хвост виляет собакой, эта организация превратилась из тайной полиции, одной из спецслужб, обеспечивающих безопасность государства в само государство, упраздняя все, сведенные до роли ширмы институты.

Если Pussy Riot опозорили государственную церковь, в которой нет веры, показали её картонность, декоративность, то Павленский замахнулся на истинный источник зла. Дёрнул сатану за хвост, точнее, воткнул ему гвоздь в мошонку. Акция продолжается — Павленский поехал в тюрьму, потребовав судить себя не за «Вандализм», а за «Терроризм», как Сенцова и Кольченко, сделавших то же самое, поджёгших одну дверь.
Украинский читатель, дочитавший до этого места, может задать вопрос:

А нам що з того? Це москалі, нехай вони роблять, що хочуть у своїй Московщині, до чого тут Україна?

Ответить и в самом деле нечего, кроме того, что если бы российское общество проснулось тогда еще, в сытое и спокойное «медведевское» время, когда его пытались разбудить Война, а потом Pussy Riot, не было бы и того ужаса, в котором мы живем уже два года, да уже и привыкли. И те двадцать семь тысяч жертв с обеих сторон тоже были бы живы.

Свободу Петру Павленскому!

Владимир «Адольфыч» Нестеренко, для «Генплана»