Майдан в Виннице, что дальше?
Важное
27 апреля, 2025
18 ноября, 2024
Человек не терпит насилия!
Меню
Майдан в Виннице, что дальше?
Перепечатка материалов «ОРД» в полном или сокращенном виде только с письменного разрешения редакции.
© 2025 ОРД. Републикация авторских текстов без письменного согласия редакции запрещена. При использовании материалов активная гиперссылка обязательна ord-ua.com
Связь с редакцией — [email protected]
19 648 ответов
Против людей, пытавшихся пробудить человеческое сознание, вели систематическую борьбу, используя весь арсенал мощного современного государства. Их лишали возможности работать, на них клеветали, их запугивали. А. Солженицын, В. Буковский, А. Зиновьев, Л. Плющ были изгнаны из своей страны, А. Сахаров выслан в Горький, генерал Петр Григоренко помещен в психиатрическую больницу, болгарский диссидент Марков убит уколом отравленного зонта.
При таком давлении многие, не способные признать своим общество, где припеваючи живут доносчики и истязатели, не решались открыто заявить о себе. В уже цитированной нами повести Все течет Гроссман описал такое отчаянное положение. В отличие от евреев, о трагедии которых не давало забыть мировое еврейство, жертвы коммунизма и их близкие долгое время были лишены права на живую память, на поминальную молитву, на возмещение потерь — всё это было запрещено.
А когда, в отдельных случаях, палачам не удавалось скрыть правду о расстрелах, о концлагерях, об искусственно созданном голоде, они пытались обелить злодеяния, нанося на них аляповатый грим. Чтобы оправдать свое право на террор, они пользовались ходячей риторикой революционных фраз: «лес рубят — щепки летят», «нельзя сделать яичницу, не разбив яйца». Владимир Буковский метко ответил на такие ухищрения, сказав, что он видел много разбитых яиц, но ни разу не отведал яичницы. Самым худшим из этих приемов было, пожалуй, извращение языка. Магический словарь превращал систему концлагерей в систему перевоспитания, а палачей — в воспитателей, призванных сделать из людей старого, «прогнившего» общества «нового человека». Зеков — так называли заключенных в советских концлагерях — силой принуждали поверить в поработившую их систему. В Китае узники именовались «обучающимися»: они должны были обучаться правильному, партийному мышлению и отказаться от своих собственных неправильных убеждений.
Кому вы это все тут рассказываете. Можно подумать что нынче кто то книжки читает, а старое поколение и так о многом знает и еще о большем догадывается. Нынешние поколения скатились в восприятии мира до уровня комиксов.
Одураченные беззастенчивой контрпропагандой, многие интеллектуалы буквально проституируют себя. В 1928 году Горький принимает предложение совершить «экскурсию» на Соловецкие острова, в экспериментальный концлагерь, который затем, по выражению Солженицына, «дал метастазы», породив систему ГУЛАГа. Об этих островах Горький написал восторженные слова, воздав заодно хвалу и советскому правительству, придумавшему этот лагерь. Французский писатель, гонкуровский лауреат 1916 года, Анри Барбюс, за хорошие деньги, не колеблясь, принялся воскурять фимиам сталинскому режиму. В 1928 году он писал о «великолепной Грузии», той самой Грузии, где в 1921 году Сталин руками своего прислужника Орджоникидзе учинил форменную резню, той самой Грузии, где начал свою зловещую карьеру Берия, будущий шеф НКВД, изощренный интриган и садист. В 1935 году Барбюс пишет апологетическую книгу Сталин, становясь тем самым первым официальным сталинским биографом. Корыстолюбие, бесхарактерность, тщеславие, восхищение могучей силой, революционный пыл — каковы бы ни были мотивы, тоталитарные диктатуры всегда находили нужных им подпевал. Коммунистическая диктатура в этом смысле не отличается от других.
По отношению к пропаганде коммунистов Запад долгое время демонстрировал исключительную слепоту, объясняемую и наивным легковерием перед лицом изощреннейшей системы, и боязнью советской мощи, и цинизмом политиканов и дельцов. Эта слепота проявилась в Ялте, когда Рузвельт отдал в руки Сталина всю Восточную Европу в обмен на формальное обещание, что тот как можно скорее проведет в этих странах свободные выборы. Прагматическая лживость присутствовала и в Москве, когда в декабре 1944 года генерал де Голль предал коммунистическому молоху несчастную Польшу, получив за то гарантии социального и политического мира, подтвержденные по возвращении в Париж Морисом Торезом.
Это ослепление было подкреплено, почти узаконено, убеждением коммунистов и вообще многих левых на Западе, что восточно-европейские страны встали на путь «построения социализма», что утопия эта — причина социальных и политических конфликтов в демократических государствах— станет там реальностью. Величие этой реальности подчеркивала в своей посмертно вышедшей работе Укоренение Симона Вайль: «Революционные рабочие счастливы иметь за собой государство. Государство, придающее их действиям характер законности, характер обоснованности, характер реальности, т. е. то, что может дать только государство, власть. И в то же время государство это слишюм географически удалено, чтобы давить на них». Коммунизм выставлял в то время свое светлое лицо: он ссылался на гуманистов эпохи Просвещения, на традицию борьбы за социальное освобождение человека, взывал к мечте о «подлинном равенстве», о «благоденствии для всех», воплотившемся в идеях Гракха Бабефа. И это сияющее лицо почти полностью закрывало лик тьмы.
Вот вот. Вы про Сталина, Берию, Зиновьева, Бандеру и всех других комиксы рисуйте если молодежь хотите просветить…
То, что размах преступлений коммунизма был как бы затемнен для западного взгляда, объясняется еще тремя, более специфическими причинами. Первая заключается в приверженности самой идее революции как претворявшейся в жизнь на протяжении XIX и XX веков. Мы и сегодня не до конца попрощались с ней. Ее символы — красное знамя, Интернационал, поднятый кверху кулак — вновь появляются при каждой сколько-нибудь яркой революционной вспышке. Че Гевара снова в моде. Активно и открыто действуют революционные группы, они совершенно законно выражают свои взгляды и с презрением встречают малейшую попытку критически поразмыслить о преступлениях их предшественников. Ничуть не смущаясь, они повторяют старые речи, оправдывающие Ленина, Троцкого или Мао Цзэдуна. Никто не застрахован от этого, и некоторые авторы этой книги верили в свое время в коммунистическую ложь.
Вторая причина — участие Советов в победе над нацизмом, что позволило коммунистам маскировать под горячий патриотизм свои конечные цели захвата власти. Начиная с июня 1941 года все коммунистические партии в оккупированных странах приступили к активному, и зачастую вооруженному, сопротивлению нацистским или итальянским оккупантам. Как и другие участники Сопротивления, коммунисты дорого заплатили за свою борьбу — тысячи расстрелянных, убитых в боях, депортированных. Коммунисты сыграли на этих жертвах, чтобы освятить идеи коммунизма и представить всякую критику в свой адрес как кощунственную. Кроме того, многие некоммунисты в процессе борьбы против общего врага оказались связаны с коммунистами узами солидарности, узами совместно пролитой крови, а это мешало им непредвзято посмотреть на своих боевых товарищей. Во Франции тактика голлистов во многом определялась этими общими воспоминаниями и тем, что генерал де Голль использовал СССР как противовес в трениях с американцами.
Участие коммунистов в войне, их вклад в победу над нацизмом решительным образом способствовали торжеству понятия «антифашизм» как критерия истинности для левых, и, конечно же, коммунисты постарались выставить себя лучшими представителями и лучшими защитниками антифашизма. Антифашизм стал для коммунизма престижной «товарной маркой», и им не составляло труда во имя антифашизма затыкать рты непокорным. Побежденный нацизм был определен победителями-союзниками как абсолютное Зло, что автоматически переместило коммунизм в лагерь Добра. Это стало очевидным на Нюрнбергском процессе, где Советы выступали в роли обвинителей. В результате были быстро сняты с обсуждения такие щекотливые, с позиций демократических ценностей, вопросы, как заключение Советско-германского пакта о ненападении 1939 года и расстрелы в Катыни. Победа над нацизмом оборачивалась доказательством превосходства советской системы. Во всю мощь коммунистическая пропаганда использовала и настроения, господствовавшие тогда в странах Европы, освобожденных англичанами и американцами: чувство благодарности по отношению к Красной Армии (поскольку они не подверглись ее оккупации) и чувство вины перед народами Советского Союза, принесшего огромные жертвы ради Победы.
Первый крутой поворот в официальном признании коммунистических преступлений произошел 24 февраля 1956 года. В тот вечер первый сежретарь ЦК КПСС Никита Хрущев поднялся на трибуну XX съезда Коммунистической партии Советского Союза. Заседание было наглухо закрыто для гостей, присутствовали только делегаты съезда. В полном молчании, ошеломленные, слушали они, как первый секретарь партии методично разрушал образ «отца народов», «гениального Сталина», бывшего на протяжении тридцати лет героем в глазах всего мирового коммунизма. Этот доклад, известный как «тайный доклад Хрущева», стал основной точкой разлома современного коммунизма. Впервые коммунистический руководитель самого высокого ранга признавал официально, хотя только перед своими товарищей по партии, что режиму, захватившему власть в 1917 году, были свойственны «уклоны» самого преступного характера.
«Господин X» сокрушил одно из главных табу советского режима по многим соображениям. Главная его цель заключалась в том, чтобы приписать злодеяния коммунизма одному Сталину и таким образом ограничить вред, наносимый режиму подобным разоблачением. Равным образом его решение объяснялось и желанием нанести удар по клану сталинистов, сопротивлявшихся действиям Хрущева, которые противоречили методам их былого хозяина; впрочем, летом 1957 года эти люди были отстранены от всех высоких постов. Заметим в этой связи, что в первый раз после 1934 года за их «политической смертью» не последовала смерть реальная, и, оценивая эту простую «деталь», можно понять, что мотивация Хрущева была более глубокой. Его, годами стоявшего во главе Украины, причастного к совершению и сокрытию огромного количества убийств, тяготила пролитая кровь. В своих воспоминаниях, несомненно приукрашивая себя, Хрущев так рисует свое душевное состояние: «Меня мучила мысль: «Вот кончится съезд, будет принята резолюция, и всё это формально. А что дальше? На нашей совести останутся сотни тысяч безвинно расстрелянных людей…».
В 1961 году на XXII съезде КПСС Хрущев говорил уже не только о жертвах среди коммунистов; он напомнил обо всех жертвах Сталина и даже предложил воздвигнуть им памятник в Москве. Это был явный подступ к черте, за которой пришлось бы затронуть сам принцип режима: монополию партии на абсолютную власть. Памятник никогда не был поставлен. В 1962 году первый секретарь разрешил публикацию Одного дня Ивана Денисовича Александра Солженицына, и не прошло двух лет, как 14 октября 1964 года Хрущев был насильственно смещен со всех своих постов. За этим, однако, не последовало его ликвидации, он тихо умер своей смертью в 1971 году.
Все аналитики признают решающее значение «тайного доклада», резко перечеркнувшего траекторию полета коммунизма XX века. Франсуа Фюре, порвавший в 1954 году с Французской коммунистической партией, писал в связи с этим: «Итак, тайный доклад февраля 1956 года сразу же, как только он стал известен на Западе, решительно изменил статус коммунистической идеи во всем мире. Изобличающий преступления Сталина голос донесся не с Запада, он прозвучал из Москвы, из ее святая святых, из Кремля. Он принадлежал не коммунисту-отступнику, но первому коммунисту мира, главе Коммунистической партии Советского Союза. Вместо того, чтобы вызывать подозрения в предательстве, что происходило с прежними выступлениями экс-коммунистов, он был подтвержден всем авторитетом, каким наделяла партия своего вождя. (…) Могучая власть тайного доклада над умами подтверждается тем, что не нашлось никого, кто осмелился бы его опровергать».
В 70–80-е годы великий труд Архипелаг ГУЛАГ, а следом Узлы, посвященные революции в России, потрясали умы. Это было потрясение литературой, потрясение гениальностью летописца, раскрывшего всю страшную суть описываемой им системы. Но Солженицын с большим трудом пробивал защитный покров лжи, наталкиваясь на сильное сопротивление; некоему журналисту из влиятельной французской газеты даже пришло в голову сравнить Солженицына в 1975 году с Пьером Лавалем, Дорио и Деа [Пьер Лаваль (1883–1945) — французский политический деятель, министр во многих предвоенных правительствах, дважды занимал пост Председателя кабинета министров; некоторое время возглавлял колаборационистское правительство Виши. В 1945 г. бежал вместе с немецкими оккупантами, но был арестован американцами в Австрии и передан французским властям. В том же году расстрелян по приговору суда. Жак Дорио (1898–1945) проделал путь от генерального секретаря Союза коммунистической молодежи Франции (1924) до основателя и вождя фашистской Французской народной партии (1936). Организовал и возглавил «антибольшевистский легион», сражавшийся в составе германских войск на Восточном фронте. Марсель Деа (1894–1955), — в предвоенные годы фашиствующий журналист, выступавший за «умиротворение» Гитлера (статья «Умирать за Данциг?»), член правительства Виши. После разгрома Германии бежал из Франции. (Прим. ред.)], «принимавшими наци, как освободителей». Тем не менее свидетельство Солженицына первым пробило брешь в равнодушии общества, наравне с шаламовскими рассказами о Колыме и книгой Пин Ятхая о Камбодже. Совсем недавно один из ведущих советских диссидентов времен Брежнева Владимир Буковский выступил с еще одним громким протестом (известным под названием Процесс в Москве), требуя осудить действия коммунистического режима на новом Нюрнбергском процессе. Книга Буковского имела заслуженный успех на Западе. Одновременно пышным цветом расцвели и реабилитирующие Сталина публикации.
Еще один наш долг — долг памяти. Существует нравственная обязанность чтить память мертвых, тем более если эти мертвые — невинные и безымянные жертвы молоха абсолютной власти, стремившейся стереть даже воспоминание о них. После падения Берлинской стены, после краха центра коммунистического могущества в Москве Европа, родина трагического эксперимента, встала на путь восстановления общей памяти. Авторы этой книги тоже носители такой памяти: судьба одного из них связана с Центральной Европой, судьба другого — с идеями революции и ее практикой — событиями 1968 года и более поздними.
Необходимость исполнения этого двойного долга перед историей и памятью обусловлена разными факторами. В одних случаях он касается стран, где коммунизм никогда не давил ни на общество, ни на государство, — таких как Великобритания, Австралия, Бельгия и т. д. В других — речь идет о странах, где коммунизм, даже не будучи у власти, обладал возможностями тревожащими (Соединенные Штаты после 1946 года) или угрожающими (Франция, Италия, Испания, Греция, Португалия). В тех странах, где коммунизм только что утратил власть, принадлежавшую ему на протяжении десятилетий, — в России, в странах Восточной Европы — обязательность отдания этого долга очевидна. И, наконец, он мерцает слабым огоньком во мраке тех стран, где коммунисты еще стоят у власти, — Китай, Северная Корея, Куба, Лаос, Вьетнам.
Поэтому позиция наших современников разнится в свете истории и памяти. В первых двух случаях это относительно простое положение узнающих и размышляющих. В третьем случае они сталкиваются с необходимостью национального примирения, независимо от того, подвергаются палачи наказанию или нет. В этом отношении объединенная Германия являет удивительный, граничащий с чудом пример, тем более впечатляющий на фоне развала Югославии.
Но в бывшей Чехословакии (превратившейся в Чехию и Словакию), Польше, Камбодже еще очень свежа память о страданиях времен коммунизма. Некоторая степень амнезии, стихийной или предписанной официально, кажется здесь необходимой для того, чтобы залечить моральные, психические, эмоциональные раны, нанесенные всем и каждому полувековым, или около того, господством коммунизма. Там же, где коммунизм все еще у власти, палачи и их наследники либо придерживаются тактики систематического запирательства, как в Китае или на Кубе, либо не стесняются открыто отстаивать террор как метод управления — примером здесь служит Северная Корея.
Мы обратимся здесь к тем целям, которые имела в виду Католическая Церковь, когда с разницей в несколько дней папа Пий XI осудил в двух энцикликах нацизм (Mit Brennender Sorge, 14 марта 1937 года) и коммунизм (Divini redemptoris, 19 марта 1937 года). В последней утверждалось, что Богом дарованы человеку «право на жизнь, право на неприкосновенность личности и на необходимые средства к существованию; право придерживаться до смертного конца стези, указанной Богом; право на объединение в общества, на собственность и на пользование этой собственностью». И если даже признавать некоторое лицемерие Церкви, спокойно взиравшей на обогащение одних за счет других, ее слово об уважении к человеческому достоинству не становится менее значимым.
Еще в 1931 году Пий XI писал в энциклике Quadragesimo Anno: «Коммунизм в своем учении и в своих действиях преследует две цели, которые он не держит в тайне, не идет к ним окольными путями, а, напротив, заявляет о них совершенно открыто и стремится к их достижению всеми средствами, не останавливаясь перед насилием. Эти цели — ведение беспощадной классовой борьбы и полное исчезновение частной собственности. Здесьнет ничего, на что бы он не решился, здесь нет ничего, что он стал бы уважать. Там, где он захватывает власть, он являет себя диким и бесчеловечным до такой степени, что в это нельзя было бы поверить, если бы об этом не свидетельствовали чудовищные убийства и разрушения, совершенные им в Восточной Европе и в Азии». Предостережение исходило от института, который в течение многих веков во имя своей веры оправдывал убийство еретиков, покрывал Инквизицию, душил свободомыслие и которому еще предстояло благословить диктаторские режимы Франко и Салазара.
Победители Нюрнберга могли пользоваться фото- и киноизображениями горы трупов в лагере Берген-Бельзен, фотографиями, сделанными самими палачами, как, например, та, где изображен немецкий офицер, расстреливающий женщину с ребенком на руках. Ничего подобного не предоставляет нам мир коммунизма, где террор проводился в условиях строжайшей тайны.
Пусть же читатель не удовлетворяется лишь приведенными здесь иллюстративными документами. Пусть не пожалеет он труда, чтобы познать, страница за страницей, тот крестный путь, которым прошли миллионы людей. Пусть напряжет все силы своего воображения, чтобы представить себе грандиозную трагедию, оставившую на долгие годы глубокий след в мировой истории. И тогда перед ним встанет, пожалуй, самый важный вопрос: почему? Почему Ленин, Троцкий, Сталин и другие считали необходимым уничтожать всех, кто представлялся им «врагами»? Почему сочли они себя вправе преступить священную заповедь, обращенную ко всему человечеству: «Не убий»?
В сети появилось видео как палачи ИГИЛ казнят сирийского военного.
Приговоренный стоит одетым в оранжевый балахон. На него наезжает танк и приговоренный оказывается под левой гусеницей танка раздавленным всмятку.
Чудовищное, чудовищное зверство.
В сети появилось ещё одно видео
http://www.madmoizelle.com/plug-anal-vladimir-poutine-237609
кто прокомментирует?
Ибонехер, сбрось свой, или вашего партофиса адрес
Я вам вышлю десяток два вот таких бюстиков Путина
http://www.madmoizelle.com/plug-anal-vladimir-poutine-237609
Ибонехер, сбрось свой, или вашего партофиса адрес
Я вам вышлю десяток два вот таких бюстиков Путина
http://www.madmoizelle.com/plug-anal-vladimir-poutine-237609
Премьер министре Сирии предложил России крупные доли в ключевых отраслях промышленности,сельском хозяйстве и инфраструктуры Сирии.
В благодарность за крупные доли в ключевых отраслях, Великий Владимир Аравийско-Таврический, предоставил Сирии новую малогабаритную
низколетящую ракету!
http://www.madmoizelle.com/plug-anal-vladimir-poutine-237609
Страшні москалі, страшна їх зброя!
Да уж. После залпа каспийской флотилии всем стало не до смеху. Начали линейкой карту мерить, типа долетит не долетит.
Так, так, що ми сьогодні бачимо… трибаксовий працює на два фронти, проти комуняк навіть більш наполегливо, впертий комуняка Ібонєхер, бачачи таке неподобство, втік з позором достойним Паніковського, але без вкраденого гусака))). В кацапів появилась нова зброя, якась мабуть
ракета, але з дивною назвою plug-anal-vladimir-poutine-237609… з назви я зрозумів тільки
те що вона названа в честь Путіна. Судячи з шестизначного числа мабуть міжконтинентальна,
але навіщо нею озброювати Сірію? Щось тут не те, мабуть Катька знову лапшу на вуха вішає)))
Ото брехуха!
Тьфу! Яке неподобство! Ракета((( Я так і думав!
Ну трибаксовий збоченець! А ще доросла і віруюча людина! І не соромно?
Тепер зрозуміло чому ти кремлівського карлика називаєш “Владімір Аравійско-Тавріческій”
то мабуть тобі донька з америки прислала ту “ракету”? Недаремно в тебе і псевдо жіноче — Катька!
Куди тільки Адмін дивиться? Розвела, (чи то розвів? хрен його знає якої ти статі) тут гомосексологію.
Неподобство — одним словом!
Дід характерник
И не говори. Сплошная гомосятина на сайте. Сплошное нипорибство.
Дід характерник
Я подвязался на два фронта работать. Так сказать двайной агент ФСБ и ЦРУ Так башляют больше.
Звиздунок! Еслиб ты написал! што способен два куя отcocaть одновременно! Поверь! Все бы тут поверили! Кстати чем ты и занимаешься! ты сосёшь у российских фсбшников! а твоя дочка у американских нигеров! российские фсбшники подкармливают тебя! американские нигеры кормят твою доцю! Так и есть! папа звиздунок! подвязался на два куя!
Лукашенко: неправильно, когда Нобелевский лауреат «льет грязь» на свою страну
Президент Белоруссии Александр Лукашенко считает неправильным то, что отдельные творческие личности, и даже лауреаты Нобелевской премии, выезжая за рубеж, «поливают грязью» свою страну. Об этом сообщает ТАСС со ссылкой на пресс-службу президента. Заявление Лукашенко сделал во время вручения в Минске ордена Франциска Скорины российскому композитору Виктору Дробышу.
«Скажу опять же о наших отдельных творческих личностях, даже лауреатах Нобелевской премии, которые не успели еще ее получить, выехали за пределы страны и постарались ушат грязи вылить на свою страну. Это неправильно, это не оппозиционность», — отметил Лукашенко.
Президент заявил, что «родину, свою землю, как и своих родителей, свою мать не выбирают». «Она такая, какая она есть. Если ты плохо говоришь о родине, стыдишься ее, значит, ты, прежде всего, плохой сын», — отметил Лукашенко.
Вручая орден Виктору Дробышу, Лукашенко сказал, что ценит его за творчество. «Но больше всего за то, что вы никогда, даже будучи далеко от нашей Родины, когда о нас не очень хорошо говорили, не стыдились называть себя белорусом, в отличие от отдельных наших создателей», — заявил президент Белоруссии.
Белорусская писательница, затрагивающая острые социальные темы, Светлана Алексиевич стала лауреатом Нобелевской премии по литературе в этом году. «За ее многогласное творчество — памятник страданию и мужеству нашего времени» — так обосновал присуждение Нобелевский комитет.