Предчувствие холодной войны

«Если немцы опустят оружие, Советы оккупируют, согласно ялтинской конференции, всю восточную и юго-восточную Европу, вместе с большей частью Рейха. Железный занавес опустится на всю гигантскую территорию, контролируемую Советским Союзом», — эти слова 65 лет назад, в конце февраля 1945 г., написал министр пропаганды Третьего Рейха и гауляйтер Берлина Йозеф Геббельс.

Его статья «2000 год» (“Das Jahr 2000”, Das Reich, 25.02.1945) была реакцией на решения, принятых несколькими днями ранее на Ялтинской конференции. В Крыму «большая тройка» — без пяти минут победители — поделила сферы влияния в послевоенной Европе.

Рузвельт и Черчилль, стоящие перед перспективой продолжения войны с Японией, пошли на серьезные уступки Сталину, рассчитывая на его участие.

В той же статье Геббельс предрекал, что Советский Союз не остановится на разгроме Германии: «Сталин, преследует гораздо более далеко идущие цели, чем его два товарища. Конечно же, он их не собирается обнародовать, но он и его 200 миллионов рабов будут неистово и ожесточенно сражаться, чтобы достичь их. Он смотрит на мир не так, как эти плутократские умы. Он видит будущее, в котором весь мир подчинён диктаторству Москвы, то есть Кремля».

Прошло чуть больше года, и один из участников ялтинской встречи (Рузвельт к тому времени уже умер) — теперь уже экс-премьер Великобритании Уильям Черчилль, фактически, подтвердил правоту Геббельса. 5 марта 1946 г. в Фултоне (штат Миссури) он произнес знаменитую речь: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике, через весь континент, опустился железный занавес. За этой линией располагаются все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы: Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарестст и София… все они, в той или иной форме, объекты не только советского влияния, но и очень высокого, а в некоторых случаях и растущего контроля со стороны Москвы».

В унисон с Геббельсом Черчилль отметил, что цель СССР заключается в «неограниченной экспансии своей власти и своих идей».

На пороге Третьей Мировой

Речь британского политика стала официальным сигналом к началу “холодной” войны. Хотя к тому моменту военно-политического противостояния между западом и СССР уже было фактом свершившимся. Греческие коммунисты, поддерживаемые из Болгарии и Югославии, отказавшись участвовать в выборах, начали гражданскую войну. Новый импульс получила не прекращавшаяся еще с конца 1920-х гражданская война в Китае.

СССР вовсю прессовал Турцию, требуя пересмотра границы в пользу Армянской и Грузинской ССР и изменения режима проливов Босфор и Дарданеллы.

Разрушенная войной страна начала ударными темпами создавать ядерное оружие и стратегическую авиацию, осваивать Север. В вечной мерзлоте строились аэродромы и дороги, советские летчики учились приземляться на льдины.

В 1948-м началась блокада Западного Берлина. Снабжение города стоило союзникам большого напряжения сил; вследствие авиакатастроф погибло 72 американских и британских летчика. Но СССР в итоге отступил.

Тем временем, получив из советских рук японское трофейное вооружение, китайские коммунисты перешли в контрнаступление, вынудив в 1949-м Чан Кайши бежать на Тайвань. Мао собирался организовать десант на остров, но тут в 1950-м началась война в Корее. Китайские добровольцы приняли в ней самое активное участие (кстати, с двух сторон — за южан воевали недобитые гоминьдановские дивизии). Американцы, под флагом ООН, тоже приняли активное участие в корейской войне с года, тогда как СССР ограничился лишь участием в боях летчиков и поставками оружия. В 1949 СССР, а в 1950-м США вновь начинают наращивать численность армий. Генерал Макартур предлагал сбросить атомную бомбу на Маньчжурию, а Сталин разворачивал на Крайнем Севере советскую авиацию, видимо, готовясь нанести удар по США через Арктику.

Госсекретарь США Дин Ачинсон в конце 1950-го по поводу войны в Корее заявил: «Мы сражаемся с подставной страной. Действительный наш противник — Советский Союз. Если мы будем воевать с китайскими коммунистами, сколько сил у нас останется для противостояния СССР, получающему от этой войны все выгоды?».

Немногим ранее Сталин писал Мао Цзэдуну по поводу развития событий в Корее: «США из-за престижа может втянуться в большую войну, будет, следовательно, втянут в войну Китай, а вместе с ним втянется в войну и СССР, связанный с Китаем пактом о взаимопомощи. Следует ли этого бояться? По-моему, не следует, так как мы вместе будем сильнее, чем США и Англия. А другие европейские капиталистические государства без Германии, которая не может оказать сейчас США помощи, не представляют серьезной военной силы. Если война неизбежна, то пусть она будет теперь».

Один Бог знает, чем бы могли окончиться все эти приготовления, если бы Сталин внезапно не скончался в марте 1953-го. В том же году окончилась война в Корее, наладились отношения с Турцией и Югославией…

ВПК — соломинка, сломавшая хребет верблюду

Если Сталин готовился к наступательной войне против Запада, то после него советские правители фактически вел позиционную войну, стремясь сохранить статус-кво. СССР уже не готовился к наступлению, а отгораживался. Красивая метафора — железный занавес (действительно существовавший в европейских средневековых театрах как противопожарное средство — в случае пожара на сцене, занавес наглухо отделял ее от зала, что позволяло зрителям эвакуироваться) — летом 1961-го нашел свое воплощение в Берлинской стене.

Правда, холодная война чуть было не стала Третьей мировой в 1962-м, когда разразился Карибский кризис. Тогда Фидель Кастро, пустивший на свою территорию советские ракеты, был настроен решительно. А вот СССР, в итоге, отступил. И хотя валились колониальные империи (один только 1960-й, ставший годом Африки, чего стоит), а Западную Европу сотрясали теракты левацких группировок, но в СССР уже никто всерьез не думал о мировой экспансии и мировом коммунизме. Более того, когда возмущенные успехами израильской армии арабские страны в 1973-м объявили эмбарго на поставки нефти в Западную Европу и США, СССР быстренько подсуетился, наладив поставку капиталистам энергоносителей.

За 1973-1985 гг. СССР получил порядка 170 млрд. нефтедолларов. Ситуация выглядела несколько нелепо: СССР продавал Западу энергоносители, а значительную часть полученных денег пускал на противостояние с тем же Западом. Гонка вооружений стоила все дороже, но маршал Дмитрий Устинов и адмирал Сергей Горшков упорно продолжали наращивать военный потенциал. А тем временем, советская экономика и наука все больше отставали от западных аналогов. Не смотря на многомиллиардные вливания в сельское хозяйство, к середине 1980-х СССР имел проблемы с продовольствием.

О необходимости реформ в СССР стали говорить еще в конце 1970-х, но, согласно позднесоветским апокрифам, Брежнев якобы отвечал: «Дайте умереть спокойно». Став генсеком, многолетний руководитель КГБ Юрий Андропов собрался проводить реформы, начав почему-то с «укрепления трудовой дисциплины». Может, со временем он бы додумался до чего-то более конструктивного, но времени у смертельно больного генсека было мало… Его еще более больному преемнику было не до того. В итоге, весь ворох проблем свалился на Михаила Горбачева. Политические и экономические реформы, обернувшиеся Перестройкой, быстро вышли из-под контроля. Символом советского поражения в Холодной войне стало крушение Берлинской стены в конце 1989-го. Железный занавес грохнулся, накрыв обломками одну шестую часть суши. Не смотря на то, что война была холодной, СССР потерпел в ней вполне реальное поражение и перестал существовать. Не достигнув желаемого, Горбачев сделал вид, что желал достигнутого.

Врал, но предвидел

Ялтинская система не дожила до 2000 года, как того опасался Геббельс в одноименной статье. Кстати, а вот каким ему виделся из разбомбленного Берлина оптимистический вариант развития событий:

«Можно также предсказать с большей степенью вероятности, что Европа будет объединённым континентом к 2000 году. Можно будет летать из Берлина в Париж на завтрак за 15 минут, а наше самое современное оружие будет казаться антиквариатом и так далее… Немцы не будут оккупированы своими врагами в 2000 году. Немецкая нация будет интеллектуальным лидером цивилизованного общества».

Дмитро Шурхало, для «ОРД»