Что касается ума,- он светлёхонек весьма:
Слава Богу, отличаем незабудку от дерьма!
Л.А.Филатов
Трудно себе представить, как можно по ошибке серьёзно нарушить процессуальный закон. И уж во всяком случае, нельзя считать ошибкой явное умышленное пренебрежение следователя или прокурора требованиями уголовно-процессуальной нормы. Поэтому всякое заведомо неправильное действие, нарушение установленных норм закона правоохранителем не является ошибкой и требует иного, нежели на ошибку, реагирования.
Между службой в милиции и прокуратурой Ивану Ивановичу Федосову из-за необходимости отдачи денежного долга вновь пришлось спуститься в шахту, где ему уже приходилось поработать в молодости. Кровля играла в забое и виртуальный шахтерюга Шубин давал знать об опасности. В момент установки арочной ножки Федосова сильно толкнул проходчик Ященко Владимир. На место, где стоял до этого Иван, упала сверху громадная породная глыба. Когда шли по штреку к людскому стволу Федосов спросил у своего спасителя, семь лет отвалившего лес в Сибири, будучи осужденным за изнасилование по ложному обвинению, мол, почему тот, зная о милицейском прошлом спасённого, проявил благородство, на что получил ответ: «Знаешь, я ненавижу мусоров, они мне жизнь сломали. Но ты не мусор,- успокойся!»
* * *
Однажды при выезде на место происшествия следователь районной прокуратуры Федосов И.И., понадеявшись на опытного судмедэксперта, не уделил должного внимания осмотру трупа. В морге обнаружилось, что смерть была не естественной, а от ушиба головного мозга. Учтя оплошность, Иван Иванович впоследствии со скрупулёзной тщательностью проводил каждый осмотр.
…С утра более трёх часов продолжался осмотр в доме с находящимся там обгоревшим трупом женщины, на голове у которой имелись множественные рубленные раны. Члены следственно-оперативной группы за глаза многократно упрекали следака в медлительности, мол, слишком долго копается. А уже в конце рабочего дня опера доставили в прокуратуру мужчину с наручниками на запястьях. Явка с повинной и объяснение, написанные собственноручно, свидетельствовали о чистосердечном раскаянии в совершении умышленного убийства бывшей жены. Лица сыскарей излучали удовлетворение вперемежку с упрёком,- не прошло и суток после обнаружения трупа, а подозреваемый по горячим следам вычислен и есть явка с повинной. Короче: готовьте бумагу о поощрении архаровцев!
Нудно и долго длилась беседа. В общих чертах картина складывалась убедительно, но в деталях всплывали логические нестыковки, не согласующиеся с данными осмотра места происшествия. Иван Иванович в разной интерпретации вновь и вновь задавал одни и те же вопросы. Устав от назойливого следака, Бурцев как отрубил: «Хорош базарить, начальник, давай на кичу вези!». Менты тоже наседали, мол, пора бы уже и «115-ю» оформить, и транспорт уже подготовили, несмотря на напряжёнку с бензином, для отправки в ИВС. «Сколько можно возиться?!»- сокрушался начальник УГРО.
Но Федосов был в раздумьях: мужик около пяти лет не проживал в том доме, а сожительствовал с другой женщиной в Родаково, работая в шахте на Сутогане; синюшные шрамы на руках указывали на тяжкую горняцкую долю, шахтно-тюремное прошлое выражало смурное лицо. Взяв своей лапой с горняцкими отметинами такую же лапу «убийцы», Иваныч, как заправский шахтерюга на бутыльке в посадке, поинтересовался: «Сколько же ты, братуха, в забое отмантулил?» В глазах с типичным зековским прищуром блеснули слёзы: «Да до фуя!»,- рыкнул будто загнанный в западню раненый зверь. Уловив этот взгляд, следак упрекнул: «Зачем чужой грех берёшь, шахтерюга?». И оскалился Бурцев странному на его взгляд следаку, будто Буш в резиновой натянутой улыбке: «Хто ж мне поверит с пятью ходками за спиной, братуха – едрёная воша!?».
Зная точно о времени наступления смерти потерпевшей, благодаря анализу, сделанному уважаемым им за добросовестность судмедэкспертом, следователь выяснил обстоятельства об алиби «родаковского убийцы»: спуск в шахту и выход на-гора подтвердили работницы ламповой, выдававшие и принимавшие личный жетон, спасатель и коногонку. Сомнения улетучились как дым – Бурцев не мог быть исполнителем преступления, так как во время убийства находился на полукилометровой глубине под землёй.
После отдачи распоряжения о снятии наручников и отправке мужика по месту жительства – назад в Родаково, на Федосова посыпались обвинения со стороны ментов о снисходительности к преступникам. Пришлось объясняться с прокурором, который всё же поддержал своего подчинённого.
На другой день сотрудники Луганского батальона ППС милиции привезли в прокуратуру парня с рюкзаком, в котором был топор, обильно испачканный пятнами темно-бурого цвета. После получасовой беседы наедине со следователем задержанный признался в умышленном убийстве, описав конкретные детали происшествия, о которых мог знать только очевидец.
Когда данное преступление было официально признано раскрытым, опера всё ж таки не преминули опубликовать статейку в газете о раскрытии ими убийства по горячим следам. По этому поводу возмущённый прокурор вызвал начальника отделения уголовного розыска. И тот после прокурорского втыка в сердцах сквозь зубы процедил Федосову: «Не пойму,- мы с тем работали по-полной, он глухо на несознанку упал. И только когда пообещали содействие в смягчении срока отсидки-он сдался. А ты каких-то полчаса поговорил с этим- и он тебе весь расклад дал». «Для начала надо бы «Конька Горбунка» прочитать, а потом ещё монографии умных криминалистов проштудировать»,- хотел ответить Федосов бывалому оперу, но, вспомнив о бесполезности метания бисера, промолчал. Он чётко отличал мента от мусора,- как незабудку от дерьма…
Василий Татовцев, специально для «ОРД»
