Вильям Генрихович Фишер (Рудольф Иванович Абель), выдающийся советский разведчик-нелегал родился 11 июля 1903 года в Англии в семье политэмигрантов из России. В 1920 году семья Фишеров возвратилась в Москву. С 1927 года Фишер — во внешней разведке. Работал с нелегальных позиций в двух европейских странах. В период Великой Отечественной войны находился в распоряжении 4-го управления НКВД, занимался организацией разведывательно-диверсионной работы в тылу врага. В ноябре 1948 года выехал на нелегальную работу в США. Резидентура Фишера вела исключительно активную разведывательную деятельность. В результате предательства в июле 1957 года был арестован. Чтобы уведомить Центр о своем аресте, выдал себя за покойного друга и коллегу Р.И.Абеля. В ходе следствия вел себя мужественно. Был приговорен к 30 годам каторжной тюрьмы. 10 февраля 1962 года обменен на осужденного в СССР американского летчика Фрэнсиса Гарри Пауэрса — пилота разведывательного самолета U-2, сбитого 1 мая 1960 года над Уралом. Вернувшись на Родину, продолжал работать в центральном аппарате внешней разведки. Заслуги полковника Фишера были отмечены орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденами Отечественной войны I степени, Красной Звезды, многими медалями, а также нагрудным знаком «Почетный сотрудник госбезопасности». Скончался 15 ноября 1971 года.
Похоронен в Москве на Донском кладбище.
КАК ВИЛЬЯМ ФИШЕР СТАЛ РУДОЛЬФОМ АБЕЛЕМ
О нем американский историк спецслужб Санш де Грамон написал: “Мы можем только сожалеть, что он вышел не из разведки Соединенных Штатов”
Чаще всего разведчиков называют легендарными вопреки их воле, так как им выпала судьба становиться известными разве что в случае провала или предательства других. С Рудольфом Ивановичем Абелем такое случилось более 50 лет тому назад, когда он был арестован в США. Легендой разведки он стал именно под этим именем, хотя от рождения был Вильямом Генриховичем Фишером.
14 октября 1957 г. в здании федерального суда Восточного округа Нью-Йорка начался шумный судебный процесс по обвинению в шпионаже Абеля Рудольфа Ивановича. Ему грозила смертная казнь или пожизненное тюремное заключение. В ходе следствия Абель категорически отрицал свою принадлежность к советской разведке, отказался от дачи каких-либо показаний на суде и отклонил все попытки работников американских спецслужб склонить его к сотрудничеству. Через месяц судья зачитал приговор: 30 лет каторжной тюрьмы.
Лишь в начале 1990-х годов Служба внешней разведки РФ официально сообщила, что настоящее имя советского разведчика-нелегала, назвавшегося при аресте Рудольфом Абелем, — Вильям Генрихович Фишер.
ЕГО ЗВАЛИ ВИЛЛИ
Заглянув за фасад легенды нелегала, можно с уверенностью сказать, что это человек необыкновенной судьбы. Он прожил сравнительно недолгую, всего 68 лет, но очень яркую, насыщенную и интересную жизнь.
Вильям Генрихович (или Вилли, как его называли в семье и коллективе разведчиков) родился 11 июля 1903 г. в городе Ньюкасле-на-Тайне, в Англии, в семье русских политэмигрантов Генриха Матвеевича и Любови Васильевны Фишер. Его отец — уроженец Ярославской губернии, из семьи обрусевших немцев. В 16 лет он приехал в Петербург в поисках работы и сразу же активно включился в революционную деятельность, за что неоднократно подвергался репрессиям со стороны жандармерии. Со своей женой, уроженкой Саратова, русской, он познакомился, находясь в ссылке в Саратовской губернии. Помимо чувств, их объединяла общность политических взглядов. В 1901 г. супруги Фишер за революционную деятельность были выдворены из России за границу.
В детстве Вилли был молчуном, упрямым, настойчивым и упорным в достижении поставленной цели, исключительно правдивым и честным. Учеба давалась ему легко, но явное предпочтение мальчик отдавал естественным наукам. Самым большим его увлечением было чтение. Из-за финансовых затруднений в семье Вилли был вынужден оставить среднюю школу и поступить учеником чертежника в конструкторское бюро. Одновременно самостоятельно занимался по школьной программе. Незаурядные способности позволили ему в 16 лет сдать вступительный экзамен в Лондонский университет.
В 1920 г. Фишеры, не прекращавшие заниматься революционной деятельностью и в Англии, возвращаются в Москву. Все члены семьи становятся советскими гражданами. Вилли привлекается к работе в качестве переводчика в отделе международных связей Исполкома Коминтерна. В 1924 г. Вилли поступает на индостанское отделение Института востоковедения в Москве, успешно заканчивает первый курс.
Но дальше учиться не пришлось. Его призывают на военную службу, зачисляют в 1-й радиотелеграфный полк Московского военного округа. Здесь он получает профессию радиста, сыгравшую в его дальнейшей судьбе важную роль. После демобилизации Вилли работает в научно-исследовательском институте Военно-воздушных сил РККА. Вскоре он знакомится с Леной Лебедевой, студенткой Московской консерватории по классу арфы. Вилли хорошо играл на пианино, гитаре, мандолине, так что любовь к музыке сблизила молодых людей. Через два года у них родилась дочь, которую назвали Эвелиной. Она оказалась единственным ребенком в семье Фишеров и поэтому была предметом особой заботы отца и матери.
ДРУЖБА С “ДВОЙНИКОМ”
В органы госбезопасности Вилли пришел в 1927 г. по рекомендации Московского комитета ВЛКСМ. В беседе с начальником Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ он признался, что только после обстоятельной беседы с отцом, старым большевиком, у него отпали многие сомнения относительно деятельности ОГПУ. Решение работать во внешней разведке было приято осознанно, с полным пониманием ответственности за выполнение стоящих перед ним задач. Вилли был назначен на должность помощника уполномоченного центрального аппарата.
Он уверенно входит в профессиональную среду и становится ее полноправным членом, боеспособной единицей коллектива. Приобретенный опыт работы и незаурядные способности Фишера позволили руководству службы доверить ему выполнение важных поручений по линии нелегальной разведки в двух европейских странах. Вместе с семьей первоначально он находился в стране, как говорят разведчики, с менее сложной оперативной обстановкой, а затем работал в стране, правительство которой проводило в отношении СССР весьма враждебную политику. К сожалению, более подробно рассказать об этих командировках нашего героя до сих пор нельзя. В оперативном плане Вилли исполнял обязанности радиста нелегальных резидентур, деятельность которых охватывала несколько европейских стран.
Работа Фишера в загранкомандировках была признана положительной. Он получил повышение по службе, ему было присвоено звание лейтенанта государственной безопасности. Будущее казалось безоблачным. И вдруг невероятное — в последний день уходившего 1938 г. в отделе кадров ему сообщили, что руководством НКВД СССР без объяснения причин приняло решение об увольнении его из органов. Это был тяжелейший удар для Вилли. Коллеги пытались успокоить его, объясняя, что дело не в нем, не в его недостатках и промахах, а в особенностях переживаемого момента. Они высказывали надежду, что времена переменятся и его опыт еще пригодится. Ему ничего не оставалось делать, как вернуться к гражданской профессии. Но и здесь его поджидали непреодолимые трудности. Пять месяцев поисков работы не увенчались успехом. Как только его документы попадали в руки работников отдела кадров, следовал отказ со ссылкой на различные предлоги. Убедившись в бесполезности дальнейших поисков и чувствуя острую несправедливость по отношению к себе, он решился на крайнюю меру — обратился с письмом в ЦК ВКП(б). Ответ был положительным: Вилли приняли во Всесоюзную торговую палату. Позже он перешел на авиапромышленный завод, где проработал до начала Великой Отечественной войны.
В сентябре 1941 г. с Вилли встретился сотрудник органов госбезопасности и предложил ему вернуться в НКВД. Нелегко было решиться принять это предложение. Но его убедили, что обстановка в органах теперь иная и его опасения совершенно излишни. Фишер был зачислен во вновь созданное подразделение, занимавшееся организацией боевых разведывательно-диверсионных групп и партизанских отрядов в тылу врага. Именно в этот период он сблизился с товарищем по работе Р.И. Абелем, которому впоследствии и суждено было стать “двойником” Фишера. Начались дни упорной, напряженной работы, требовавшей отдачи всех сил, опыта, знаний.
Вскоре после окончания войны Вильям Генрихович вновь становится сотрудником внешней разведки. Резкое обострение международной обстановки и усилившаяся активность разведывательных органов стран Запада потребовали от всех подразделений органов безопасности, в том числе и внешней разведки, принятия мер противодействия с тем, чтобы своевременно выявить замыслы противника, парализовать его действия и обеспечить безопасность нашей страны.
В этот сложный период много работников внешней разведки подали рапорт руководству о зачислении их в штат нелегалов для работы за кордоном. Среди них был и Вилли. Рапорт был принят, и сразу же началась интенсивная работа по программе подготовки нелегала. Учитывая его личные и деловые качества, оперативный опыт и степень подготовки, руководство внешней разведки приняло решение направить Марка (оперативный псевдоним Фишера) на самый ответственный участок работы — в США, страну, именовавшуюся тогда главным противником.
ЕЩЕ ОДНО ИМЯ
В ноябре 1948 г. Марк выехал в командировку. Так в Нью-Йорке появился свободный художник Эмиль Роберт Голдфус, гражданин США, родившийся в Нью-Йорке 2 августа 1902 г. в семье немца-маляра и прибывший с Запада Америки в поисках лучшей жизни. Как хозяин художественной мастерской, отличный специалист своего дела, Марк зарекомендовал себя среди клиентуры только с положительной стороны. Никому из клиентов и его окружения и в голову не могла прийти мысль, что Эмиль является не тем, за кого себя выдает. Все неизменно отмечали его добропорядочность, обязательность, надежность и честность.
Марк очень быстро и уверенно вошел в местную среду. К концу мая 1949 г. все организационные вопросы были решены, и он доложил о готовности приступить к выполнению разведывательных задач. Началась кропотливая работа по сбору интересующей Центр политической информации, созданию устойчивых нелегальных каналов связи с Москвой. Получал Марк и очень важную информацию стратегического характера, хотя перед ним непосредственно эта задача не стояла. Так, он некоторое время поддерживал контакт с руководителем группы “Волонтеры” Луисом и связником Лесли. Сейчас уже не является секретом, что Луис и Лесли — это сотрудники советской внешней разведки, граждане США (а затем СССР) Моррис и Леонтина Коэны, ставшие впоследствии Героями России. Они сумели обеспечить передачу нашей разведке сверхсекретной информации о разработках американской атомной бомбы. Условия конспирации до сих пор не позволяют раскрыть многие операции, в которых участвовал Марк. Однако о качестве его работы свидетельствует такой факт: уже в августе 1949 г. за конкретные результаты он был награжден орденом Красного Знамени.
…Чтобы разгрузить Марка, занятого выполнением большого объема текущей работы и многих специальных заданий, Центр в 1952 г. направил ему в помощь Хейханена (оперативный псевдоним Вик), кадрового сотрудника внешней разведки, прошедшего подготовку в качестве радиста нелегальной резидентуры. Он должен был организовать двустороннюю радиосвязь между Нью-Йорком и Москвой для быстрой передачи разведывательной информации.
К сожалению, Вик оказался слабым человеком. Четыре года, проведенные в Америке, оказали не него пагубное влияние. Падение Вика началось с обыкновенной рюмки спиртного. Следствие — нехватка денег. Он стал залезать в карман государства, тратя на личные нужды оперативные деньги. Весной 1955 г. он присвоил пять тысяч долларов, выданных ему для передачи семье одного агента.
Пьянство повлекло за собой и моральную распущенность. Он по существу самоустранился от выполнения задания. Особенно пагубными для него были девять месяцев 1955 г., когда Марк по вызову Центра находился в Москве на отдыхе и переподготовке. Почувствовав отсутствие должного контроля, Вик окончательно спился. Возвратившись в январе 1956 г. в США, Марк убедился в бесполезности дальнейшего пребывания своего помощника в стране и поставил перед Центром вопрос о его отзыве.
Приказ о возвращении в СССР Вик воспринял очень болезненно и выехал в Европу лишь после настойчивых требований Центра. В связи с таким поведением Вика Центр рекомендовал Марку прекратить контакты с ним, законсервировать связь с источниками информации, перейти на другие документы и переехать из Нью-Йорка на юг страны, а в случае опасности — покинуть страну по известному ему маршруту. Марк четко выполнил указание Центра.
В Дейтон-Бич, во Флориде, он пробыл 18 дней, выдавая себя за Мартина Коллинза. С большим трудом ему удалось получить и прочитать только одну телеграмму Центра, где сообщалось о встрече с Виком в Париже, который заявил, что у него все в порядке и обстановка вокруг него спокойная. Полагая, что опасность миновала, Марк на свой страх и риск решил вернуться в Нью-Йорк, но до установления связи с Центром и получения дальнейших инструкций проживать по документам Коллинза и на своей квартире не появляться.
По почтовому каналу Марк информировал Центр о своем возвращении в Нью-Йорк и намерении взять из квартиры радиоприемник и находившиеся там в тайнике оперативные материалы. Из-за помех ответа из Центра он не смог получить. Приняв все необходимые меры предосторожности, он сумел пройти в свою квартиру, изъять из тайника все необходимое. Рассматривая содержимое вещей, Марк случайно уронил контейнер с мягкой пленкой на пол. Пошарив безуспешно в темноте по полу, он подошел к окну и взглянул вниз на улицу. Не заметив там ничего подозрительного, зажег свет и спустя две-три минуты нашел контейнер, затем покинул квартиру.
Вечером следующего дня состоялась очередная радиопередача Центра. Несмотря на безотказный в прошлом приемник, на этот раз сигналы проходили слабо из-за сильных помех телевизионных передатчиков. Разведчик все же принял с трудом телеграмму, ее расшифровка заняла очень много времени и текст полностью прочитать не удалось. Марк лег спать поздно ночью.
А утром 21 июня 1957 г. последовал его арест…
Причиной ареста послужило прямое предательство Вика, который добровольно явился в посольство США в Париже, сообщил о своей принадлежности к советской нелегальной разведке и попросил политического убежища, пообещав сотрудничать со спецслужбами. На военном самолете его тайно доставили в Соединенные Штаты, где предатель поступил в распоряжение ФБР. На поиски Марка были брошены значительные силы контрразведки. Девятилетнее пребывание советского разведчика на территории США, под боком ФБР, рассматривалось как крупный провал в деятельности американских спецслужб.
Руководитель ФБР Гувер впоследствии отмечал: “Хейханен дал нам ключ к тайне. В одном лишь случае Марк поступил неосторожно и позволил раскрыть себя. Хейханену не хватило фотоматериалов, а они требовались срочно, и Марк привел его в Бруклин, где хранил эти материалы. Хейханен не мог вспомнить адреса кладовой, но она была на 4 или 5-м этаже, он знал, что это здание расположено где-то рядом с Фултон и Кларк-стрит. ФБР наводнило этот район сотрудниками и вскоре их поиски привели к дому №252 по Фултон-стрит, где на 5-м этаже располагалась студия Эмиля Р. Голдфуса. От жильцов узнали, что Голдфус исчез с конца апреля, примерно в тот же день, когда Хейханен отправился во Францию. За домом №252 по Фултон-стрит было установлено постоянное наблюдение”.
Длительное безуспешное наблюдение за домом, очевидно, притупило бдительность сотрудников ФБР, и они не заметили, как Марк прошел в ателье. Лишь когда в его комнате на некоторое время загорелся свет, со стационарного поста на 12-м этаже отеля “Турэйн” (напротив дома №252) наружным постам последовала команда начать слежку за находившимся в ателье человеком. Соблюдая меры предосторожности, “наружка” довела Марка до отеля “Лэнтэм”, его секретно сфотографировали, установили личность:
“МЫ ВИДИМ ПАТРИОТА”
Хотя нелегалы, как правило, готовы к экстремальным ситуациям, арест всегда является тяжелейшим испытанием для разведчика. Однако провал не сломил Марка.
…Стремясь показать свою осведомленность, сотрудник ФБР невольно выдал источник поступившей к ним информации, назвав Марка полковником. Фишеру сразу же стало ясно, что Вик предатель, ибо только он знал о присвоении ему звания полковника. Для предотвращения провокаций со стороны ФБР надо было как можно скорее уведомить Центр о своем аресте. Обдумав сложившуюся ситуацию, Марк и решился выдать себя за своего покойного друга Рудольфа Ивановича Абеля, советского гражданина, которому якобы удалось во время войны в разрушенном блиндаже найти 50 тысяч долларов и уйти на Запад. Он рассчитывал, что, как только в печати появится сообщение об аресте Рудольфа Абеля, его коллеги сразу же поймут: речь идет о Марке.
Подследственный твердо дал понять своему адвокату Дж. Доновану, выделенному коллегией адвокатов для его защиты, что ни при каких обстоятельствах не пойдет на сотрудничество с правительством США и не сделает во имя своего спасения ничего такого, что могло бы нанести ущерб его Родине. Большое впечатление на Донована произвели слова его подзащитного: “Я не хочу, чтобы вы делали что-нибудь такое, что может умалить достоинство человека, честно служащего великой стране”.
Позже И. Естен, один из летописцев американской эпопеи советского разведчика, описывая события, связанные с его арестом и судом, в своих воспоминаниях был вынужден сделать следующее признание высоких профессиональных и личных качеств Марка, его несгибаемой веры в правоту того дела, которому он служил. “В течение трех недель Абеля пытались перевербовать, обещая ему все блага жизни, — писал И. Естен. — Когда это не удалось, его начали пугать электрическим стулом. Но и это не сделало русского более податливым. На вопрос судьи, признает ли Абель себя виновным, он, не колеблясь, отвечал: “Нет”: Процесс против Абеля был интересен и с такой точки зрения: хотя вина и осуждение обвиняемого стояли вне всяких сомнений, а американский психоз шпионажа находился на грани истерии, общественное мнение почти единодушно стояло на стороне Абеля”.
Суд приговорил Марка к 30 годам каторжной тюрьмы, что для него в 54 года было равносильно пожизненному заключению. После объявления приговора Марк сначала находился в одиночной камере следственной тюрьмы в Нью-Йорке, а затем был переведен в федеральную исправительную тюрьму в Атланте.
Для человека в высшей степени образованного, интеллигентного, “снедаемого”, по выражению Дж. Донована, “настоящей потребностью в духовной пище”, пребывание в камере с восемью уголовниками было настоящей моральной пыткой. К счастью, он обладал удивительной способностью находить себе занятие в любой обстановке. Позже в одном из интервью его дочь Эвелина отметит: “Отец говорил, что ему очень нравится коллекционировать знания, глядишь, когда-нибудь пригодятся”. И они ему пригодились. В тюрьме он занимался решением математических задач, теорией искусства, разрабатывал подробные предложения по лучшему использованию тюремного здания и даже подготовил рабочие чертежи. Одно время он обучал сокамерника, уголовного преступника, французскому языку, разработал свой технологический процесс шелкографического производства. Он писал картины маслом, занимался графикой. Сокамерники относились к нему с большим уважением, он пользовался у них непререкаемым авторитетом. Проведя в заключение более 4-х лет, он никогда не жаловался на условия, не критиковал тюремное руководство.
В своей книге “Незнакомцы на мосту” Дж. Донован писал: “Мы видим очень смелого патриота, который служил своей стране, выполняя исключительно рискованные военные задания. Полковник был на редкость своеобразной личностью. Круг его интересов казался таким же беспредельным, как и его знания… Абель — культурный человек, великолепно подготовленный как для той работы, которой он занимался, так и для любой другой. Он свободно говорил по-английски и прекрасно ориентировался в американских идиоматических выражениях, знал еще пять языков, имел специальность инженера-электрика, был знаком с химией и ядерной физикой, был музыкантом и художником, математиком и шифровальщиком. Как человека его просто нельзя не любить”.
НА МОСТУ ГЛИНИКЕ
10 февраля 1962 г. на мосту Глинике, через который проходила граница между Западным Берлином и ГДР, был произведен обмен Р.И. Абеля на осужденного в Советском Союзе американского летчика Фрэнсиса Гарри Пауэрса.
Позже, в своих воспоминаниях Марк так описывал события, связанные с его обменом: “6 мая 1960 г. утром, как обычно, заключенных вывели группами в душевую рядом с камерами, и мы вымылись. Возвратившись в камеру, я занялся своими математическими развлечениями. Вдруг через маленькое окошечко кто-то просунул свернутую в трубку газету. Быстро разворачиваю и читаю заголовок, напечатанный огромными буквами: над Свердловском, СССР, сбит самолет У-2. Ниже, помельче, было напечатано: “Пауэрс, пилот, схвачен русскими. Ему грозит суд как шпиону”. Вот это была новость! Моя реакция была вполне понятной. Мои надежды на скорое освобождение из тюрьмы — надежды, которые меня не покидали все время, — теперь обрели под собой реальную почву: Прошел суд над Пауэрсом, и в США газетчики проливали крокодиловы слезы насчет “бесправия”, “отсутствия объективности советского суда”, “беспринципности защитника, назначенного судом”, и тому подобное. Писали, что Пауэрс не шпион, а лишь солдат, исполняющий приказ, и какое может быть сравнение с матерым разведчиком вроде полковника Абеля, забывая, что Пауэрс не раз пролетал над территорией СССР, проходил специальную подготовку и знал, на что он идет”.
“Кончился 1960 год, наступил новый, а жизнь в тюрьме шла своим чередом, — вспоминал Марк. — Шла моя переписка с семьей и семьи с адвокатом Донованом. В Вашингтоне тем временем шли споры о том, пойти на обмен или нет. Одни, по всей вероятности сотрудники Федерального бюро расследований, надеялись, что мне, наконец, надоест сидеть в тюрьме, и я расскажу им о своей деятельности в США, и противились обмену, а другие видимо, в первую очередь Центральное разведывательное управление, хотели заполучить своего летчика обратно, чтобы узнать, что именно произошло 1 мая 1960 г. недалеко от Свердловска. Время шло, наступил декабрь 1961 г. Неожиданно меня вызвал начальник тюрьмы. День был обычным в том смысле, что по этим дням недели он принимал заключенных по их личным делам. Однако я к нему ни с какими просьбами не обращался”.
“Я сидел в приемной и ждал очереди, — пишет Марк. — Наконец я вошел, и начальник вежливо предложил мне сесть. Он протянул мне конверт, в верхнем правом углу которого было написано: “Вскрыть в присутствии Абеля Р.И.”. Я возвратил ему конверт, он его вскрыл и вынул второй. Посмотрев на него, он передал его мне. На втором было написано: “После прочтения уничтожить”. Я снова вернул конверт, и начальник вскрыл его. Он вынул сложенный лист бумаги, взглянул на него и передал мне. Письмо было от адвоката Донована. Он писал, что собирается поехать в Восточный Берлин в качестве неофициального представителя правительства США для ведения переговоров об обмене и просил меня написать письмо жене, объясняющее цель его поездки, а также с просьбой обеспечить ему соответствующий прием со стороны представителей советского посольства. Я сказал начальнику, что напишу соответствующее письмо, и мы договорились, что в обеденный перерыв я ему передам свое послание. Это письмо было доставлено жене в рекордно короткое время — два-три дня против обычных тридцати дней.
Вскоре я получил ответ, что жена предпримет нужные меры. Машина закрутилась!”.
А вот как разведчик вспоминает само освобождение: “Из Берлинской тюрьмы, куда я был доставлен накануне, меня вывели под конвоем двух гигантов. В машине со мной сидели мои “телохранители” и еще один человек из числа прилетевших вместе со мною из США. Ехали поначалу по городу, затем за городом. Приехавший со мною из США чиновник повторил вопрос, который он задавал мне раньше в самолете:
— Вы не опасаетесь, полковник, что вас сошлют в Сибирь?
Я рассмеялся.
— Зачем? — ответил я. — Моя совесть чиста. Мне нечего бояться.
— Подумайте, еще не поздно! — продолжал он.
Я улыбнулся опять и отвернулся.
Дорога шла под уклон, впереди были видны вода и большой железный мост. Недалеко от шлагбаума машина остановилась. У входа на мост большая доска оповещала на английском, немецком и русском языках: “Вы выезжаете из американской зоны”. Приехали! Мы постояли несколько минут. Кто-то из американцев вышел, подошел к барьеру и обменялся несколькими словами с человеком, стоявшим там. Еще несколько минут ожидания. Нам дали сигнал приблизиться. Мы вышли из машины.
Неторопливыми шагами мы прошли шлагбаум и по легкому подъему моста приблизились к середине. Там уже стояли несколько американцев. С другой стороны также стояли несколько человек. Одного я узнал — старый товарищ по работе. Между ними стоял молодой высокий мужчина — Пауэрс.
Представитель СССР громко произнес по-русски и по-английски:
— Обмен!
Представитель США Уилкинсон вынул из портфеля какой-то документ и передал мне. Быстро прочел — он свидетельствовал о моем освобождении и был подписан президентом Джоном Ф. Кеннеди! Я пожал руку Уилкинсону, попрощался с адвокатом Донованом и пошел к своим товарищам. Кончилась четырнадцатилетняя командировка!”
В Кабинете истории внешней разведки в штаб-квартире СВР в Ясенево есть уникальный документ — грамота, подписанная в Вашингтоне 31 января 1962 г. президентом США Джоном Кеннеди и министром юстиции Робертом Кеннеди и скрепленная большой красной печатью Министерства юстиции. Там, в частности, говорится: “Да будет известно, что я, Джон Ф. Кеннеди, президент Соединенных Штатов Америки, руководствуясь… благими намерениями, отныне постановляю прекратить срок тюремного заключения Рудольфа Ивановича Абеля в день, когда Фрэнсис Гарри Пауэрс, американский гражданин, в настоящее время заключенный в тюрьму правительством Советского Союза, будет освобожден… и предварен под арест представителя правительства Соединенных Штатов… и при условии, что упомянутый Рудольф Иванович Абель будет выдворен из Соединенных Штатов и будет оставаться за пределами Соединенных Штатов, их территорий и владений”.
После лечения и отдыха Марк вернулся к работе в центральный аппарат внешней разведки и находился на боевом посту до конца своей жизни. Его заслуги были отмечены орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденами Отечественной войны I степени, Красной Звезды и многими медалями.
15 ноября 1971 г. Вильяма Генриховича Фишера (Рудольфа Ивановича Абеля) не стало. Он скончался в клинике онкологии после непродолжительной тяжелой болезни. Похоронен на Донском кладбище в Москве. Аллен Даллес, основатель и бессменный руководитель Центрального разведывательного управления США в течение многих лет, в своей книге “Искусство разведки” писал: “Я бы хотел, чтобы мы имели трех-четырех человек, таких как Абель, в Москве”. А Санш де Грамон, американский писатель, автор книги “Тайная война”, добавил: “Абель — редкий тип личности… Его идеалом было знание. Мы можем только сожалеть, вместе с Алленом Даллесом, что он вышел не из разведки Соединенных Штатов”.
ИМЯ В УЧЕБНИКАХ
Почему же арестованный в США Вильям Генрихович Фишер назвался именем своего друга и коллеги по работе в органах госбезопасности? Сейчас, по прошествии времени, можно с уверенностью сказать, что, выдав себя за Рудольфа Абеля, советский нелегал тем самым сумел дать сигнал Центру, что в тюрьме оказался именно он. Во внешней разведке довольно быстро разобрались что к чему. Ведь о настоящем Абеле и о его дружбе с Фишером здесь хорошо знали.
До конца своих дней полковник внешней разведки оставался для домашних и сослуживцев Фишером или Вилли, а для всех остальных — Рудольфом Абелем. Легенде было уготовано оставаться легендой, а тайне — тайной. И сегодня, отдавая дань уважения выдающемуся советскому разведчику Вильяму Генриховичу Фишеру, хотелось бы рассказать и о его ближайшем друге и соратнике, чье имя — Рудольф Абель — вошло в учебники разведок многих стран мира и навечно осталось в истории.
Р.И. Абель родился 23 сентября 1900 г. в городе Риге. Отец был трубочистом, мать — домашней хозяйкой. До 14 лет жил у родителей. Окончил 4 класса элементарного училища. В 1914 г. работал рассыльным в Риге. В 1915 г. переехал в Петроград. Учился на общеобразовательных курсах и сдал экстерном экзамен за четыре класса реального училища.
С начала революции служил добровольцем на кораблях Красного Балтийского флота. В должности рядового-кочегара отбыл на фронт. На миноносце “Ретивый” участвовал в боях за Казань и “по очистке рек” Волги и Камы от белых. Участвовал в операции в тылу противника, в ходе которой у белых была отбита баржа смертников — заключенных-красноармейцев. Принимал активное участие в боях под Царицыном.
После окончания гражданской войны учился на курсах радистов в Кронштадте. Затем снова плавал на кораблях, заведовал радиостанцией на острове Беринга, служил радистом на Командорских островах. Следует отметить, что он свободно владел немецким, английским и французским языками.
В июле 1926 г. Рудольф Абель был направлен в Пекин, где работал радистом советского посольства до разрыва дипломатических отношений с Китаем в 1929 г. В 1927 г. он становится сотрудником Иностранного отдела ОГПУ, выполняет обязанности шифровальщика. По возвращении из Пекина опять Абель направляется на нелегальную работу за кордон. В документах того периода, находящихся в личном деле, сказано кратко: “Назначен на должность уполномоченного ИНО ОГПУ и находится в долгосрочной командировке в разных странах”. Возвратился в Москву осенью 1936 г.
Могли ли пересечься за кордоном пути нелегалов Абеля и Фишера? Об этом официальные документы умалчивают. Но как бы то ни было, оказавшись почти одновременно в Москве и работая в Центре, они стали большими друзьями. Даже в столовую и то всегда ходили вместе. “Дядя Рудольф появлялся у нас часто. Всегда был спокоен, жизнерадостен, — вспоминает Эвелина Фишер, дочь Вильяма Генриховича. — И с отцом они общались прекрасно”. В военные годы оба жили в одной маленькой квартирке в центре Москвы.
Знакомясь с биографиями этих разведчиков, невольно приходишь к выводу, что в их судьбах было очень много общего, способствовавшего сближению. Оба были зачислены в ИНО ОГПУ в 1927 г., практически в одно и то же время находились на нелегальной работе за границей, вместе трудились в центральном аппарате разведки, а в период Великой Отечественной войны — в 4-м управлении НКГБ. Оба не походили на баловней фортуны, жизнь порой обходилась с ними жестоко.
В последний день уходящего 1938 г. Вильям Фишер без объяснения причин был уволен из органов госбезопасности. И лишь в сентябре 1941 г. ему предложили вернуться в НКВД. С Рудольфом Абелем было все гораздо сложнее. У Рудольфа был старший брат Вольдемар. Бывший латышский стрелок, охранявший Смольный, член ВКП(б) с 1917 г., комиссар ВЧК Кронштадтской крепости, крупный партработник в Ленинграде, делегат XVII съезда партии. В 1934 г. он был назначен начальником политотдела Балтийского морского пароходства. А в конце 1937 г. арестован за “участие в латвийском контрреволюционном националистическом заговоре и за шпионско-диверсионную деятельность в пользу Германии и Латвии” и приговорен к высшей мере наказания. 18 января 1938 г. Вольдемара Абеля и еще 216 человек, “членов латвийской националистической организации”, не стало.
Позднее в своей автобиографии Рудольф Иванович напишет: “В марте 1938 г. уволен из органов НКВД в связи с арестом моего брата”. Настали тяжелые времена: в 38 лет — стрелок военизированной охраны, снова увольнение, затем мизерная пенсия. А дальше, как и у Вильяма Фишера, предложение вернуться в НКВД. 15 декабря 1941 г. Рудольф Абель вновь встал в строй: он попадает в 4-е управление НКВД, которое занимается организацией разведывательно-диверсионных операций в тылу немецких войск.
В аттестации на майора госбезопасности Абеля, подписанной 16 марта 1945 г., много недосказанного, понятного лишь специалистам: “Обладает одной из специальных отраслей агентурной оперативной работы. Тов. Абель на практической работе успешно выполнял порученные ему ответственные задания. С августа 1942 г. по январь 1943 г. находился на Кавказском фронте в составе опергруппы по обороне Главного Кавказского хребта. В период Отечественной войны неоднократно выезжал на выполнение специальных заданий. Выполнял спецзадания по подготовке и заброске нашей агентуры в тыл противника”.
За успешное выполнение заданий Рудольф Иванович был награжден орденом Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды, многими боевыми медалями, нагрудным знаком “Заслуженный работник НКВД”. 27 сентября 1946 г. подполковник Абель был вновь уволен из органов госбезопасности, на этот раз — по возрасту. Дружба с семейством Фишеров оставалась для него неизменной. В ноябре 1948 г. Вилли выехал в командировку, которой суждено было продлиться 14 лет. Рудольф Иванович не дождался возвращения своего товарища. Скончался внезапно в 1955 г. Похоронили его на Немецком кладбище в Москве.
Ему так и не суждено было узнать, что арестованный Вильям Фишер выдал себя за Абеля. Что под его фамилией Вильям Генрихович морально выиграл процесс “Соединенные Штаты против Рудольфа Ивановича Абеля”. Даже уйдя из жизни, сотрудник внешней разведки Рудольф Иванович Абель помогал и своему другу, и тому делу, которому отдал всего себя без остатка.
Владимир АНТОНОВ
“Военно-промышленный курьер”, N195
