Если в горах возраст тридцати лет воспринимается, как детский, в каком-нибудь городе с трамваями и метро — это большое событие, которое справляют с чувством легкого удивления от такой продолжительности жизни. Городской сумбур и неустанные порывы опередить себя самого способствуют переутомлению организма. Деятельный горожанин, доживающий до полувека — явление настолько чрезвычайное, словно бы дождь, идущий из земли в небеса.
Сегодня мне “стукнуло” тридцать. И даже такую малость жизненного пробега в моем кругу было принято праздновать пышно, неистово пируя и с большой помпой, как будто в самый последний раз…
Добрую половину приглашенных я совсем не знал: это были друзья моих друзей или знакомые моего начальства, любовницы всех мастей и рангов и т.д. Таковы издержки карьеры! Как говорится, мёд без дёгтя слишком сладок.
Уже на втором часу застолья гости забыли кто я такой и зачем, собственно, все собрались. Сплоченное до третьего тоста, общество теперь раскололось на островки, где порознь рассказывались свои анекдоты и байки.
Служил я в Министерстве Иностранных Дел. Из-за нескольких досадных оплошностей мое положение в этом престижном учреждении было ни шатко ни валко. Поэтому весь вечер я вился вокруг моего начальника, услаждая его деликатными комплиментами и давая понять, что готов выполнить любой каприз руководства. Когда Федор Федорович намекнул, что его сердце внезапно пронзила стрела (девятого калибра) Амура, я с радостью уступил начальнику спальню, которую он спешно оккупировал вместе с женой директора овощной базы. Сам директор в это время пускал носом пузыри в холодце.
Воскресным утром я проснулся под столом, с трудом поднялся и допил всё, что можно было допить. Стало легче. Гостей уже не было. Я перебрался в спальню; не раздеваясь, рухнул на постель, помятую, как после схватки льва с единорогом. Тело сковала сладкая истома — я ощущал приближение сна. И вдруг раздался птичий щебет! Я списал его на слуховые галлюцинации. Нет! Снова и снова! Оказывается, какой-то негодяй из числа недавних гостей незаметно оставил мне в подарок клетку с попугаем. Птичку не раздумывая назвал Кешей. “Кеша хороший” — повторил я несколько раз и уснул. На следующий день я совершил четырнадцатый подвиг Геракла — вышел на службу. Попытался слово за слово выяснить личность подлеца-дарителя. Ни одна … человек не признавался.
Прошел месяц. Кеша с каким-то упрямым остервенением и во всю глотку тараторил “Кеша хороший”. К тому же научился подражать всякому звуку: моему кашлю, шумам сливного бачка, скрипу двери; он даже повторял моим голосом слова, которые я, вероятно, сбалтывал в сердцах или под горячую руку. Но это были такие слова, что мне стало неловко приводить к себе порядочных людей.
Однажды, вернувшись со службы, меня ждал таинственный сюрприз: клетка оказалась распахнута, открыта была и форточка в гостиной, хотя я точно помнил, что перед уходом их закрывал… Потосковал я немного, но служба брала своё. Пора была напряженная: осложнились отношения между нашей и одной европейской державами. Служба поглощала меня целиком и скоро Кеша забылся…
В нежный вечерок, когда прохлада и уходящий зной находились в чудесном равновесии и дарили наслаждение каждой минутой, ко мне в дверь позвонили. Посмотрел в глазок. Где-то я уже видел эти лица. Свои не отвяжутся. Пришлось открыть. Напротив стояли два дюжих молодца. Один из них держал в руке перед собой нечто кубической формы, прикрытое пестрым платком, какие еще носят бабы в наших богоугодных селах.
Не обмолвившись и словом детина, державший загадочный предмет, скинул платок. Это оказалась клетка, в которой любопытно и как-то глуповато глядел по сторонам попугай. Я сразу же узнал в нем Кешу и сердце ущипнули приятные воспоминания. Второй богатырь просунул заскорузлый палец между прутьев, подразнил птичку, осторожно пощелкивая нахохлившуюся головку. Такая хамская бесцеремонность задела Кешино самолюбие — он вдруг разразился какой-то тарабарщиной на немецком языке: айн, драйн, фюр, цвайн, фир, драйн, драйн…
—В чем дело? — возмутился я, попытавшись закрыть дверь.
—Собирайтесь, — сухо сказал субъект с клеткой в руке.
Он поставил ногу на порог — дверь отскочила от громадного ботинка.
—Что это значит?
Второй протянул мне удостоверение сотрудника Службы Безопасности.
—Ничего не понимаю! — опешил я.
—Еще до того, как он появился у вас, — лениво и позевывая сказал угрюмый визитер, кивнув на попугая, — вот этот Кеша находился в специальной камере и никогда не слышал ни слова, ни звука… Мне продолжать?
—Уберите ногу! — я судорожно дергал дверь.
—А теперь эта забавная птичка не устает повторять шифровки на немецком языке. Людей обмануть можно, попугая — никогда! Собирайтесь! Собирайтесь надолго, ваша шпионская миссия окончена.
Бах И.С.
