Нет, господа, как хотите, а при Луценко милиция хоть чего-то начинала бояться. Не Закона, конечно же, но хотя бы того же Луценко, который найдя противогаз в кабинете опера, просто его увольнял. А сейчас, увы, все очень быстро вернулось на круги своя. Избиение «Беркутом» детей на стадионе – это лишь верхушка айсберга. Куда хуже то, что милиция вновь получила добро на использование пыток. Вернулись «слоники», «попугаи» или «десантники», «марь иванны» и прочие средства, заменяющие прокуратуре и милиции мозги и совесть. Такое вот нынче «реформирование» в обратную сторону. Ну а как же, преступления то нужно раскрывать, или как? В принципе, современная милиция с удовольствием бы преступлений не раскрывала, и не предотвращала. Но, с одной стороны, существует отчетность, с другой – резонансные преступления. Которые нужно раскрыть хоть как-то, чтобы отцам-генералам не пришлось получать по голове от вышестоящего начальства. Одним из последних резонансных убийств в Украине было убийство в здании суда Макса Курочкина, а также членов его «команды», директора «Озерки» — Воробьева и команды боевиков Харчишена. Убийства эти просто необходимо было раскрыть по многим причинам. Во-первых, Курочкин и Харчишен – граждане России, во-вторых, уж больно цинично происходили эти убийства, в третьих – останься они не раскрытыми, у населения вполне закономерно возник бы вопрос: а на кой хрен нам такая милиция и прокуратура? И преступления начали «раскрывать». Если помните, в апреле этого года руководители милиции и СБУ чуть не передрались за право первому доложить в прессе о том, что пойманы убийцы Воробьева и Харчишена. Потом как-то об этом быстро забыли и на бриффингах милицейское руководство сваливает все на прокуратуру, а прокуратура как всегда «хранит тайну следствия». Я бы даже сказал, вечную тайну вечного следствия. И все-же интересно, кого-же арестовала бравая следственно-оперативная группа, состоящая не только из ментов и прокурорских, но и из сотрудников СБУ. Расскажем о двоих «кандидатах в убийцы», жителях Днепропетровска Александре Борисенко и Виктор Маренков. То, что происходило с ними – настолько шаблонно для правоохранительных органов эпохи Кучмы, что как-то даже удивительно, как быстро эта эпоха вернулась. Похищение сотрудниками правоохранительных органов, подкидывание наркотиков и взрывчатки, пытки в течение нескольких дней, еще пытки с целью выбить «царицу доказательств», в конце концов человек, чтобы спастись – признается хоть в убийстве Гонгадзе. Затем в суде, естественно, от своих слов отказывается. Но суд у нас, как известно, руководствуется не только суммой подношений, но, по старой памяти и инквизиторским подходом к судопроизводству. При такой дивной смеси, невиновному сложно доказать свою невиновность, хотя, по-большому счету, он и не обязан это делать. В дальнейшем, чтобы окончательно «раскрыть» преступление, назначенный на роль преступника может быть уничтожен физически в СИЗО (свежий пример – убийство Орлова в Киевском СИЗО №13). Для начала мы приведем текст обращания Александра Борисенко к Президенту Украины, Генеральному прокурору и Уполномоченному по правам человека:
«Я, гражданин Украины Борисенко Александр Александрович, 10.11.1974 г. рождения, со всей ответственностью заявляю о нижеследующем.
12.04.2007 г. я был незаконно фактически задержан сотрудниками УБОП УМВД Украины в Днепропетровской области и УСБУ в Днепропетровской области, 13.04.2007 г. юридически задержан старшим следователем СО прокуратуры Днепропетровской области Ревацким Олегом Алексеевичем по подозрению в преступлении, связанного с наркотиками, по уголовному делу № 63069083, а только 16.04.2007 г. был доставлен в Индустриальный районный суд г. Днепропетровска, хотя прокуратура расположена в Жовтневом районе г. Днепропетровска, 19.04.2007 г. мне предъявлено обвинение в убийстве директора рынка «Озёрка» Воробьёва, 20.04.2007 г. избрана временная мера пресечения в виде содержания под стражей в СИЗО № 3 Днепропетровской области, а с 05.05.2007 г. содержусь в ИВС ГУ МВД Украины в г. Киеве.
Я утверждаю, что моё фактическое задержание 12.04.2007 г. работниками УБОП и УСБУ, а также оформленное протоколом от 13.04.2007 г. по подозрению в совершении преступления и в целом досудебное следствие являются незаконными в связи с применением в отношении меня пыток и иных недозволенных методов ведения следствия для моего запугивания и уничтожения как человека с целью получения нужных следствию показаний.
Но я не один. У меня есть семья, в которой проживал до задержания и с которой противоправно не вижусь на протяжении последних 110 дней. Я вместе с женой Борисенко Анной Владимировной, воспитывая двоих малолетних детей: Ивана, 1999 г. рождения, и Анастасию, 2006 г. рождения, сообща заботились о наилучшем построении семейных отношений, о духовном и материальном благополучии семьи и, в частности, о наиболее успешном развитии наших детей, которым стремились быть примером.
Кроме того, наша семья дружна с многими благополучными семьями и у меня также много друзей и деловых соратников, которые верят в мою порядочность как человека и невиновность по уголовному делу, но они не в силах помочь мне в условиях украинской правовой действительности. Я не сдаюсь! Я готов отстоять своё право быть человеком.
Виновным в совершении убийства я себя не признаю, так как ранее данные мною показания я сочинил, чтобы остаться в живых. Перед этим я, как и многие, читал и слышал об убийстве Воробьёва из средств массовой информации и Интернета, а также более детально узнал от работников правоохранительных органов, пытавших меня и навязывавших мне эти сведения.
Всё это со мной происходило следующим образом. 12.04.2007 г. я занёс в квартиру покупки и решил поехать в г. Подгороднее Днепропетровской области к своей теще прогуляться с собаками. У тещи находятся две мои собаки, которых я ежедневно выгуливаю и кормлю. Примерно в 10.00 час., выйдя из подъезда дома, я сел в машину марки «Фольксваген Туарег», которой управляю по доверенности. Я завел машину и включил заднюю скорость, и вдруг увидел, что сзади меня подпер автомобиль «Тойота-Лендкраузер-80» тёмного цвета и оттуда выскочили люди в масках, чёрной военной форме и бронежилетах. Их было около пяти человек. Один в гражданской одежде сидел за рулем. Мельком я увидел, что и дальше во дворе происходит движение каких-то людей. Они волоком вытащили меня с машины, повалили на асфальт лицом вниз, заломили мои руки за спину и застёгнули наручниками, молча пинали меня ногами по различным частям тела и топтались по мне сверху. Это продолжалось около двух минут. Я понимал, что меня могут видеть мои родные, знакомые, соседи. Я был в отчаянии от происходящего унижения, но ничего не мог поделать. Затем эти люди закинули меня в задний отсек своего автомобиля. Напротив, а также рядом сидели двое людей в масках и чёрной форменной одежде, вооружённые пистолетами, ножами, баллончиками с газом. На заднем сидении автомобиля также сидели два человека в униформе и масках, а водитель и на пассажирском сидении – в гражданской одежде. Меня отвезли во внутренний дворик здания СБУ около «Троицкого» рынка. Мой автомобиль пригнали туда же. Вытащив меня с автомобиля, лифтом подняли, не могу сказать на какой этаж, возможно на третий или пятый. Там была дверь, открывающаяся кодовой картой. Я услышал как женский голос робота-автомата сказал, что вы сейчас находитесь в отделе «К». Люди в чёрном не снимали масок и не назывались кто они. Только там я понял, что это сотрудники СБУ и разглядел, что они были полностью по-боевому экипированы: пистолеты, ножи, баллончики и т.д. Я не помню адреса СБУ, но могу показать. Рядом находится строительный рынок.
Четыре человека в масках и в чёрной одежде с нашивкой «Альфа» молча завели меня в кабинет. Я смогу показать, где этот кабинет – по левую сторону коридора. В кабинете с правой стороны стоит сейф, далее три стула, посередине расположенные параллельно два стола, на столе слева стоял компьютер, над столом висит карта Москвы и Московской области. Меня со скованными сзади руками посадил на стул справа. Через некоторое время зашли четыре человека, одеты по гражданке, в дорогую одежду: Андрей Щербак, и как я затем услышал, Македонский Николаевич (по-моему, Александр), Валик (с множественными шрамами на лице), Сергей. Двое сели за стол, а двое стали рядом со мной. Один из них крепкого телосложения целился в меня с пистолета и говорил, что сейчас убьёт, вывезут, закопают и никто не узнает. Крепкого телосложения Николаевич, сидя справа, стал меня избивать кулаком в подбородок, висок, живот и печень, говоря, что я убил человека. Он говорил, что на 100% уверен, что я убил Воробьева. От сильной боли в животе у меня потемнело в глазах, я согнулся. Затем он же схватил меня за волосы на затылке и повалил на пол лицом вниз. Меня начали распинать, заламывая мои руки в наручниках в сторону затылка. У меня трещал позвоночник, сводило суставы, разрывало мышцы. На мои крики не обращали внимание. Николаевич приказывал мне всё и обо всём рассказать, а иначе меня отдадут в УБОП, где меня уже ждут и со мной сделают всё, что захотят. Показывали мне множество фотографий с убийствами, с людьми, которые мне не знакомы. Настаивали на том, что это я убил Воробьёва. Разговаривали на жаргоне. Продолжая заламывать мне руки за затылок, постоянно задавали вопросы: кто убил, с кем я был, как стреляли. Вопросы задавали сразу четыре человека: ты там был, где находился, из чего стреляли? Я ничего не говорил, так как конкретно ничего не знал и не мог ничего сказать. Я знал только то, что знали все из СМИ. Потом зашёл мужчина пожилого возраста, по-моему, Геннадий Михайлович (его кабинет справа). Он начал мне говорить о том, чтобы я всё рассказал, стал их агентом и меня отпустят. Я сказал, что не принимал участие в убийстве, ничего конкретно не знаю и не могу ответить на интересующие их вопросы. Геннадий Михайлович сказал, что буду терять здоровье, пока не расскажу всё, что их интересует. Они сообщили мне, что сейчас отвезут меня в УБОП и что УБОП это гестапо, где меня разорвут на части и что там я расскажу всё. В УСБУ я находился примерно 3-4 часа.
Люди в масках и чёрной униформе без каких-либо обозначений меня отвели вниз. На моей машине они вместе с двумя мужчинами в гражданке, сидевшими спереди, повезли меня на ул. Правды, 40, в здание УБОП. Впереди нас сопровождал автомобиль «Опель Омега». Заехали мы на задний дворик, автомобиль поставили около забора справа. Люди в масках схватили меня под руки в наручниках и потащили к левой двери здания УБОП. Там нас встречал крупного телосложения человек, ростом примерно 190 см, как я понял сотрудник УБОП. Позже я узнал, что зовут его Сан Саныч. Это было примерно в 14-15 часов. По лестнице поднялись на пятый этаж. Мне надели на голову черную маску-мешок без прорезей. Завели в кабинет, расположенный по левой стороне примерно по середине коридора. Как я потом понял, в кабинете стояли только два пустых стола и два стула. В этом кабинете меня пытали. Сразу же принудительно поставили меня лицом к стене, раздвинув мне ноги на максимум в разные стороны. Зашли какие-то люди и молча начали меня бить в затылок, в область сердца со стороны спины, в область паха. От страшной боли в паху я упал на пол. Меня перевернули лицом вниз и, издеваясь, начали пытать. Кто-то очень тяжёлый сел мне на поясницу. Мои руки с момента моего задержания постоянно были застегнуты сзади. В пытках принимал самое непосредственное участие Сан Саныч. Я слышал постоянно его голос: жесткий и требовательный. Он, постоянно угрожая, психически давил на меня. Сан Саныч затянул наручники потуже и начал тянуть мои руки в сторону затылка, как они называли этот прием «Марья Ивановна». Он требовал, чтобы я всё рассказал об убийстве Воробьёва либо написал явку с повинной о происшедшем. При этом называл фамилии, имена людей, которых я даже не знал. Говорил, что у них есть 10 дней, за которые они заберут моё здоровье и всю нужную информацию. Мой позвоночник трещал, мои суставы на выкрученных руках разрывало. Я кричал от боли. Когда терял сознание, то меня били по лицу. Примерно через каждые 20 минут они делали перерывы.
Во время перерыва меня подняли с пола, сняли маску и завели в кабинет, где находились 5 человек. Троих из них я видел ранее в здании УСБУ на первом допросе. Мне снова показывали много фотографий убитых людей, также фотографию с убийства Курочкина, убийства в Обухове, о которых освещалось в СМИ. Били по лицу ладонями, сверху по голове и затылку кулаками, по шейному позвонку ребром кисти, отчего ощущал сотрясение головного мозга. Я отвечал на их одни и те же вопросы, что не участвовал ни в каких убийствах и ничего конкретно не могу им сказать, но они мне не верили и говорили, что пытки будут усиливаться с каждым разом.
Мне снова надели черную маску-мешок и обратно завели в тот же пустой кабинет. На следующий день я увидел, что его окна выходят на проспект Правды. В кабинете стояли два стула и два стола, а больше там ничего не было. Кабинет был пустой. В первый раз, когда меня заводили, я слышал как эти столы и стулья перемещали в разные стороны, чтобы освободить побольше места для моих пыток. Меня опять начали бить, надев предварительно маску. Какие-то люди держали меня за скованные за моей спиной руки и кулаками били под лопатки в область сердца, печени, почек и живота. От невыносимой боли я упал на пол. Меня перевернули лицом вниз. Под мою голову со стороны лица подложили мягкий предмет, напоминающий большую подушку. Опять же человек большого телосложения сел мне на поясницу и начал задирать мои руки в наручниках в сторону затылка. Другой человек, которого назвали Толик, ткнул меня лицом в мягкую подушку, чтобы мне нечем было дышать и не слышно было моих криков. Это продолжалось около 20-30 минут.
Потом меня подняли и завели в другой кабинет, задавая одни и те же вопросы об убийстве, называя мне множество фамилий и показывая фотографии разных людей и убийств. Били руками по болевым местам головы. Спрашивали все время где, что и как именно я совершал при убийстве. Мне нечего было им сказать.
Каждый раз после очередного допроса меня возвращали в тот же кабинет, где, одев мне на голову маску, продолжали пытать, делая «Марью Ивановну» и не давая дышать. Примерно через каждые 20 минут они делали перерывы. Во время перерыва меня переворачивали на бок, а затем вели в кабинет для допроса. Меня периодически переводили в разные кабинеты, где были другие люди, которые задавали вопросы об убийствах, о которых я ничего не знал. Был я где-то в четырех кабинетах. Когда мне снимали маску, то мне тяжело было смотреть вокруг.
В очередной раз меня положили лицом вниз, уткнувши в подушку. Руки в наручниках также заломили в сторону затылка. Во время пыток мои ноги раздвигали максимально в разные стороны. Сзади какой-то человек руками щипал за мои гениталии – яички. Я терял сознание. Меня приводила в себя только острая боль в области паха, так как эта пытка была особенно болезненной. Я кричал от резкой и невыносимой боли в паху. На это никто не обращал внимания.
Потом, примерно в 17-19 часов, мне сказали, что со мной хочет познакомиться начальник УБОП. Меня спустили на второй или третий этаж этого же здания. Завели в кабинет, по центру которого стоял стол. За столом сидел мужчина, который хотел меня видеть. По левую сторону от него сидели сотрудники УСБУ, которых я видел утром: Щербак, Николаевич, Валик. Мужчина, представившийся начальником УБОП, сказал: «Такими как ты мы заднее место вытираем. Киев дал добро тебя разорвать». Он потребовал, чтобы я всё рассказал, а ещё лучше написал собственноручно. Я ответил, что мне нечего рассказывать. Меня спустили на второй этаж и сказали, что со мной хочет поговорить начальник УБОП. Вел меня Сан Саныч. Он говорил, что у них есть десять дней на все, чтобы я рассказал им обо всем. В кабинете находились те люди, которые были в СБУ, они сидели слева. По центру стоял стол. Начальник УБОПА сказал мне, что я должен все рассказать. Сан Саныч спросил разрешения сделать мне «десантника».
Меня подняли на пятый этаж в тот же кабинет с двумя столами и стульями, надели на голову маску. Я услышал, что сдвинули два стола. Мне приказали стать на колени, перестегнули мои руки в наручниках из-за спины под колени. Под моими мышкам просунули металлический лом. Меня подняли на этом ломе и подвесили наверное на стулья, предварительно поставленные на столах. Боль была очень сильная, особенно в кистях, которые буквально разрыва, так как я висел на них всей тяжестью тела. От нестерпимой боли я терял сознание. Систематически через каждые пятнадцать-двадцать минут кто-то заходил в кабинет и раскачивали меня на ломе как на качелях для усиления боли. Спрашивали, буду ли я писать явку с повинной. Я стонал от боли и говорил, что рассказывать мне нечего. Через два часа меня положили на пол лицом вниз, перестегнув наручники из-под колен за спину. Минут пятнадцать я отлежался. Меня опять перевели в другой кабинет и начали задавать вопросы.
После «десантника» меня спросили люблю ли я рок-группу «Эйси-Диси», на что я ответил, что нет. Мне присоединили какие-то железные предметы под носок на левый голеностоп с внутренней стороны и под трусы в области поясницы. Двое человек наступили мне на ноги снаружи голеностопов, третий уселся мне на поясницу, четвёртый упирал моё лицо в подушку. Через секунды я почувствовал сильный электрический ток. Я бился об пол всем телом. Когда отключали электроток, то я терял сознание и они меня приводили в чувство ударами. Они держали меня, чтобы не слетели провода. У меня и сейчас спустя месяц остались зарубцевавшиеся раны и синие пятна на руках и ногах. Когда я от тока терял сознание, то чувствовал, как кто-то прикладывал к моей шее пальцы, прощупывая пульс. Когда переставал дышать, то меня отпускали. То есть меня все это время держали на грани жизни и смерти. Они это действие называли «Эйси-Диси» – есть такая рок-группа. Они говорили: «Ну что тебе продолжать «эйси-диси», либо подпишешь явку с повинной и давай показания. Электроток периодически включали и отключали, в перерывах задавая вопросы. От тока у меня дергалось все тело. У меня до сих пор болят в суставах колени, плечи, локти и не разгибается правая рука в локте. Правая рука в плече тоже только недавно начала подниматься. У меня очень сильно болят ребра. От боли я сжимал зубы, кулаки, бился всем телом об пол. В зубах потрескались пломбы. Все суставы и кости невыносимо болели, распирало виски. Я никогда в жизни не ощущал такой боли. Это продолжалось где-то часа два. Минут пятнадцать они мучили меня током, после чего десять минут давали отдохнуть. И так два часа подряд. Во время отдыха я лежал лицом вниз на полу. Перед каждой пыткой мне одевали на голову маску- мешок.
Меня опять завели в кабинет, где снова было много вопросов. Мне говорили, что изнасилуют меня. Сан Саныч сказал: «Извини, фаллосоимитатора у нас нет, будем тебя насиловать дубиной резиновой». Также он грозил мне, что сейчас оденут противогаз и будут делать «Слона» или «Слоника» – что-то такое. Влад в своем кабинете (его кабинет слева от кабинета Сан Саныча) показывал мне противогаз, доставая его со шкафа. Опять же завели меня в кабинет для пыток. Надели маску, положили на пол лицом на подушку. Стали делать «Марью Ивановну». От боли я обмочился. Увидев это, кто-то сказал, что и по большому буду ходить под себя. Расстегнули и стянули мне брюки. Кто-то начал бить меня по ягодицам каким-то предметом, напоминающим ремень. Услышал голос, что после той боли, что я испытал, это покажется мне щекоткой.
После этого меня подняли с пола со спущенными до щиколоток брюками и под руки повели в какой-то другой кабинет, где положили меня на стол. Мои ноги стояли на полу, а животом я лежал на столе. Мне сказали, что сейчас будут насиловать, а потом всё расскажут в тюрьме, поломают мне жизнь, если я не напишу явку с повинной либо не расскажу об убийстве в декабре. Кто-то снял мне трусы и начал водить каким-то предметом по моим ягодицам и анальному отверстию. Я им сказал: «Делайте со мной, что хотите, я ничего не знаю и не могу ничего рассказать».
Опять меня взяли под руки и завели в тот же кабинет, где стояли стулья и столы. Они уложили меня на спину. Я был в маске. Впервые сняли с моих рук наручники и одели мне на мизинцы рук металлические прищепки. Меня начали опять пытать электротоком. Ощущение тока было намного больше, чем в первый раз, от чего я обмочился под себя. Меня трясло, я бился в конвульсиях об пол, как в эпилептическом припадке, мои суставы разрывались. Задавали мне вопросы о том, готов ли я всё рассказать. Требовали, чтобы я всё написал и рассказал. Мне нечего было сказать. Я пережил адские муки. Пытка током продолжалась около часа.
Когда закончилась эта пытка с меня сняли маску. Передо мной за столом сидел сотрудник УБОП, которого оставили меня охранять. В правом углу на полу рядом с электророзеткой я увидел большую подушку, на которой лежал какой-то ящик «военного» цвета хаки с торчащими проводами. Я догадался, что, это тот аппарат, которым меня пытали током. Впоследствии адвокат Колюканов В.Н. мне сказал, что это была «ручная магнита». Мужчина, который меня охранял, сказал, чтобы меня перевели в другой кабинет. Он назвался Костей. Я слышал, что он был на сутках, то есть дежурил. Дал мне сигарету и уже готовый чай. Сказал, что сейчас шесть часов утра и у меня есть время до 8.30 отдохнуть. Поэтому я понял, что меня пытали весь день и всю ночь с 12 на 13 апреля. В этом кабинете (крайний около лестницы на пятом этаже) на столе возле окна лежала моя сумка-барсетка, мой паспорт. На сейфе увидел два целлофановых пакета с зеленым порошком. Я спросил у Кости об этих пакетах, на что он ответил, что это марихуана. Зашел сотрудник и спросил наркоман ли я.
Я вспомнил, что ночью, до применения тока, когда я лежал лицом вниз, Сан Саныч засовывал в мою правую руку пистолет, прижимая каждый палец. Я чувствовал, что это был пистолет, так как ощущал холодный металлический предмет. Под конец ночи, после пыток, когда я стоял, мне влажным тампоном протирали или смывали ладони. Позже, мне сказали, что в машине и в моей джинсовой куртке нашли марихуану в присутствии понятых.
Через три часа меня перевели в другой крайний кабинет, окна которого также выходили на проспект Правды. В кабинете было три стола: два напротив – друг-друга, а третий – возле двери. За одним из столов сидел оперативник, который представился Александром. Через некоторое время зашли работники УСБУ и сказали, что задавят меня психологически. Опять начались допросы. Показывали множество фотографий погибших людей. Среди них фотографии убитых Курочкина, Харчишина, а так же других, о которых говорилось в средствах массовой информации. Меня спрашивали, знаю ли я их, кого знаю из политиков, стрелял ли я и т.д. Сотрудники УБОП и СБУ рассказывали, что у девушки на жилмассиве Победа люди в масках сорвали сережки. Говорили, что в Киеве поймали какого-то Эдика, что, якобы на месте преступления с телефона у него выпала СИМ карта, на которой значатся мои телефоны и он дает на меня показания. Рассказывали мне о каких-то людях, которые дали на меня показания. Я попросил устроить с ними очную ставку. Они мне назвали какие-то фамилии, которые были мне не знакомы. Этот разговор происходил после 9 часов 13 апреля. При этом так же находилось трое сотрудников СБУ и двое УБОПовцев и Сан Саныч. Он подходил и бил меня по лицу кулаками и в область головы: сверху по макушке, ребром в область шеи. Говорил, что «мы знаем, что это ты убийца». Сказали, что сейчас придет следователь и будет с тобой общаться. Они говорили о том, что у меня нашлись два пакета марихуаны. Один пакет в машине, а другой – при мне, в моей джинсовой куртке. Есть понятые, которые укажут, что тебя под подъездом арестовали при обыске нашли марихуану. Показали мне документ, якобы о том, что в моей куртке и машине нашли два пакета марихуаны. Сказали, если не подпишешь, будет распространение наркотиков, если подпишу – будет хранение. Я сказал, что всё это ложь, поскольку все время был в куртке и никто ни у меня, ни в машине ничего не находил, тем более с участием понятых. Также мне рассказали, что на свалке в районе Каменки нашли мои автоматы, которыми я расстрелял Воробьёва. Я понял, что это все это инсценировано с наркотиками для того, чтобы меня задержать на этом основании и пытать дальше. Мне сказали, что меня по любому посадят за наркотики, так что выхода у меня нет. Сан Саныч мне грозил, чтобы я готовился, а они обеспечат мне жизнь в СИЗО, где в пресс-хате я всё расскажу и напишу. Я просил, чтобы о моём задержании сообщили моей жене и чтобы ко мне пришёл адвокат. В ответ сотрудники УБОП и СБУ громко смеялись и говорили, на меня дали «зелёную» и они вправе делать со мной всё, что захотят: «Ты живёшь на Украине, а не в Париже, где соблюдаются права человека». Сан Саныч сказал мне, что пытки будут проводится ежедневно, пока я не расскажу о событиях связанных с убийством Воробьева и остальных: Курочкина и т.д.
Затем работники УБОП спустили меня на первый этаж и повели на задний дворик, далее в подвал, чтобы не было слышно моих криков, так как на пятом этаже я видел много мужчин и женщин. Входная дверь в подвал расположена левее от двери в здание УБОП. Как сказали сотрудники, там была старая оружейная комната. Я запомнил обстановку подвала. Поперек идут две трубы, на полу лежал новый шланг. К трубам был прикреплен штырь, к которому можно было подвесить человека. Двое мужчин уложили меня лицом вниз на асфальтный пол. В подвале я услышал, что их зовут Влад и Леша. Они вдвоем начали делать «Марью Ивановну». Мне садились на поясницу, задирали руки в наручниках к затылку, щипали за гениталии, сжимали яички, требовали дать показания об убийствах. Боль была страшная – я терял сознание, мочился под себя. Говорили, что Киев на меня «дал фас» и они могут делать со мной все, что захотят. Меня били по голове в область затылка, темени и висков, от чего сотрясался головной мозг. В подвал спускался Сан Саныч. Он бил меня под лопатку в область сердца, после чего останавливалось дыхание, а так же давал указания другим как меня бить. Допрашивал меня работник УСБУ, которого зовут Валик. Я слышал о том, что до УСБУ он работал в УБОП. Валик играл роль «плохого» следователя, а другой работник УСБУ Вова – «хорошего». Именно Вова во время пыток сочувственно просил прекратить молчанку и лучше все рассказать. Влад мне сказал, что теперь в этом подвале я буду каждый день, пока не расскажу либо не подпишу документы об убийстве Воробьёва. Они мне приводили множество примеров пыток, которые могут со мной производить, после чего продолжали меня истязать. Там я находился около 4-6 часов.
Также я помню, что двое сотрудников УБОП под руки меня затаскивали в какой-то кабинет на пятом этаже, где сидел мой знакомый Маренков Виктор, наверное, для его же запугивания. В кабинете находились пять сотрудников УБОП и УСБУ. Перед этим Сан Саныч пригрозил, что если я открою рот, то он меня убьёт.
Поздно вечером Влад и Леша под руки, так как от боли я не мог самостоятельно передвигаться, а третий сотрудник в маске и камуфляже с нашивкой «Сокол» держа за наручники сзади, привели меня в кабинет следователя, расположенный на втором этаже напротив лестницы. Там за столом сидел мужчина, представившийся следователем. Следователь показал мне документ об обыске моего автомобиля и сказал, что есть понятые, которые видели как в моей куртке и машине нашли «травку» и экспертиза уже будет готова завтра. Сказал, что если не подпишу, то будет хранение, а если нет – будет распространение наркотиков – сам выбирай. Я сказал, что вину свою не признаю и без адвоката говорить и подписывать ничего не буду. После чего следователь дал мне подписать документ о моем праве иметь защитника и сказал, что защитник возможно будет завтра. В тот же вечер 13 апреля следователь составил протокол моего задержания.
Далее Влад и Леша автомобилем «Ланос» отвезли меня в ИВС в районе 12 квартала. Меня завели на второй этаж ИВС, где находились пять сотрудников. Сотрудники ИВС начали меня осматривать и обыскивать. Я объяснил, что работники УБОП и УСБУ меня пытали, в том числе и электротоком, и что со мной может всякое случиться – могу умереть, так как болит сердце и печень. Меня раздели догола и полностью осматривали. Гематомы у меня были по всему телу. Старший смены детально зафиксировал все мои побои в какой-то документ и дал мне его подписать. Я хорошо запомнил этого человека и могу его показать. Я спрашивал, может ли мой адвокат или суд потребовать этот документ, на что мне ответили, что все решает начальник ИВС.
В ИВС посадили меня в камеру № 20, где находились двое людей, которые, судя по их разговорам и наколкам на теле, отсидели по не менее 10 лет. Это была трехместная камера. Говорили о том, что меня уничтожит УБОП, кинут в «пресс-хату» и поломают мне жизнь. Чтобы меня не били, мне нужно найти общий язык с милицией. Лучше бы мне написать явку с повинной, либо найти какой-то компромисс. Я сказал им, что меня обвиняют в убийстве директора рынка «Озерка», но этого преступления я не совершал. Однако мои истязания работниками УБОП и УСБУ выглядели убедительнее, поэтому советы моих сокамерников были небезосновательны. Будучи полностью деморализованным, находясь в беспомощном состоянии, осознавая, что больше не выдержу пыток, от боли и отчаяния в бессонную ночь на 14 апреля я принял решение сказать следователю, что дам показания. Я понял, что поводом для задержания будут наркотики, так как у меня не было наркотиков и не было оснований меня задерживать, иначе как подбросить мне их. Я понял, что мне нужно придумать хоть какую-нибудь историю о Воробьеве. Я придумал показания о том, что Воробьев должен был мне деньги. Также придумал знакомого, который якобы был со мной. Придумал какой-то строительный объект, на который я будто бы давал деньги. Я был уверен, что когда меня все-таки доставят в суд, я смогу доказать, что эти показания выдуманные и я не совершал никакого убийства.
Я находился в ИВС 9 дней. Ежедневно после 10 часов меня возили в УБОП и в подвале пытали. Не били только в те дни, когда доставляли в суд. В ИВС меня возвращали в 17-18 часов.
14 апреля после пыток в подвале примерно в 15 часов меня спустили к следователю на второй этаж в наручниках, которые были застегнуты сзади. В коридоре я увидел мою жену Аню. В кабинете были следователь и два оперативных сотрудника. Когда меня вели в кабинет, меня двое сотрудников поддерживали под руки, так как у меня болело все тело и особенно суставы. Следователь Ревацкий стал мне задавать вопросы по наркотикам. Я сказал, что без адвоката я говорить и подписывать ничего не буду. Мне сообщили, что адвокат будет через 20 минут. Минут через двадцать зашел неизвестный мне мужчина. Мне Ревацкий сообщил, что это адвокат Колюканов Н.В., которого наняла моя жена. Я попросил поговорить с адвокатом, чтобы узнать кто этот адвокат. Адвокат, так же, как и я попросил пообщаться со мной, на что Ревацкий не разрешил нам общаться и сказал, что все общение может быть только при нем. Будучи лишенным права на защиту, оценив трагизм моего положения, чтобы остаться живым, я решил рассказать выдуманную ночью в ИВС историю об Воробьеве. Я сказал, что был знаком с Воробьевым, что у нас находились торговые точки рядом. Воробьев мне рассказал, что он хочет построить колбасный или молочный цех, показал мне в Днепропетровске помещение. Что он закупает оборудование. Под это он одолжил ум меня деньги и не отдавал мне их. На мои требования вернуть деньги он сказал, что я их не увижу и угрожал мне расправой. Через некоторое время я приехал в Днепропетровск, узнал, что Воробьев директор «Озерки», что он стал богатым человеком и что можно попросить у него деньги. Я показал, что познакомился с Никаноровым Сергеем с западной Украины, он мне рассказал, что у него есть оружие. Я рассказал, что Воробьева у видел в бане Терра. Я поздоровался и спросил когда он вернет мои деньги и в ответ услышал оскорбления и угрозы и Воробьев сказал, что следующая встреча будет последней. С Никаноровым мы договорились встретиться в гостинице Днепропетровск. Выпили бутылку виски или водки, играли в боулинг. Увидели что зашел Воробьев в боулинг меня не заметил и ушел. Никаноров предложил посмотреть куда он поедет и как-то расправиться с ним. Мы увидели что они сели в зеленый микроавтобус «Вито». Мы проследовали на Победу увидели что они зашли в кинотеатр. Мы сели в кафэшку напротив кинотеатра. Никаноров сказал, что у него есть оружие и что мы можем расправиться с этим негодяем. Я остался сидеть в кафе, а Н. уехал за оружием. Он приехал через полчаса. Он достал маски, перчатки и оружие. Он мне сказал, что бы я стрелял в воздух, а он будет стрелять в людей. Следователь спрашивал какое оружие, но я не служил в армии и не разбираюсь в оружии. Машину мы оставили около кафе, пошли к кинотеатру, простояли 15 минут. В. вышел с девушкой и парнем. Никаноров выскочил и начал стрелять по Воробьеву. Мы сели в машину и уехали. Я пересел на проспекте Героев на такси, а он сел на машину и уехал. Я все рассказал. Писать собственноручно я отказался. Протокол я подписал. Я дописал что марки оружия я не знал. Следователь спросил меня готов ли я показать все на воспроизведении, я сказал, что готов. Он спросил знаю ли я Воеводина, Гладкова, Букича, Путиенко, Демченко и еще много фамилий, которые мне называли ранее. Так же он называл мне моего брата, с которым я давно не общаюсь.
После этого мы поехали на
