Мы не будем сегодня рассказывать о том, кого именно задержали недавно в Днепропетровске по подозрению в причатности к убийству Воробьева и, возможно Курочкина. Не будем, по двум причинам. Во-первых, чтобы не мешать следствию. Во-вторых, чтобы потом не было вдруг мучительно стыдно, если окажется, что взяли не совсем тех. Или даже совсем не тех. По этому мы вернемся к жизнеописанию нашего покойного героя.
После выхода предыдущей части нашего повествования, знающие люди подсказали, что крутой «подъем» Курочкина в авторитетном мире после недолговременной отсидки в «Матросской тишине» был вызван тем, что в тюрьме он познакомился с легендарным «законником» Пашей Цирулем (Захаровым) который и дал ему соотвествующие рекомендации. Но это было в далеком прошлом. Курочкин очень тяжело переживал потерю своего авторитета как в России, так и в Украине. И последняя роковая поездка в Украину была вызвана главным желанием – вернуть утраченную власть над остатками группировки и попытаться опять войти в продажный украинский «бомонд», приструнить послушных когда-то бздиловатых милицейских генералов. В день приезда Курочкина в Борисполь его ждали не только сотрудники милиции. В ресторане «Любава-Тифлис» собрались остатки верных ему людей. Планировалось отметить возвращение Макса с большой помпой. Помпы не получилось. Интересно, что Макс очень любил четыре ресторана, которых объединяли общие собственники. «Любава-Тифлис», на Бориспольском шоссе, раньше он назывался просто «Любава», принадлежал бывшему главе ДУСи Дагаеву и назван был в честь его жены. Когда жена умерла от рака, Дагаев ресторан продал неким грузинам. Грузины же, одного из которых зовут Мераб, к тому времени уже владели сетью ресторанов «Тифлис». Тех самых, которые так любил Курочкин. Один «Тифлис» находится в Москве, другой – в Ялте, третий – в Киеве. В киевском «Тифлисе» кроме неизменных двоих грузин-учредителей есть еще два соучредителя, родом из Западной Украины. Некто Иван Шкирка и более известный Сергей Василенко, ныне заместитель министра по чрезвычайным ситуациям, до этого – руководитель главка МЧС в Крыму, где видимо и свел дружбу с Курочкиным. Интересно также, что ялтинский «Тифлис» в свое время имел честь «крышевать» покойный Зия Бажаев. К чему, в принципе, мы рассказываем о таких мелочах? Потому, что биографии таких людей как Курочкин настолько богаты разнообразнейшими связями, что даже приблизительно очертить границы его окружения – работа тяжелая и кропотливая. Но необходимая.
После задержания в Борисполе Курочкин понял, что и в Киеве он потерял контроль над ситуацией. В СИЗО он просто психовал. Когда его сажали в камеру с кем-либо, он немедленно учинял драку. Когда его поселили в одноместную ВИП-камеру, он ее просто разгромил, вплоть до того, что содрал линолиум с пола. После предпоследнего судебного заседания, на котором Макс объявил себя «мессией» он просто устроил пожар в камере, за что был посажен на неделю в карцер.
Периоды буйства сменялись периодами эйфории. Макс спал не более часа в сутки, остальное время ходил по камере и обливался холодной водой. И выцарапывал на стенах камеры «граффити». В основном это были слова о его любви к своей невесте – Юле. По словам Макса, он познакомился с ней в ресторане в Барвихе. Его поразило то, что она была налысо побрита. Он увидел в ней древнюю египетскую царицу и влюбился без памяти. Говорил всем, что она очень талантливый менеджер, прекрасно разбирается в бизнесе и вообще по уму лишь чуть-чуть ему уступает. Именно с Юлей он почти год прятался в Москве в арендованном бункере. Он мечтал выйти из СИЗО и улететь на Кубу, чтобы обвенчаться с Юлей. Впрочем, были и более прозаичные мечты. К примеру, сокамерникам он постоянно повторял, что как только выйдет, сразу поедет в «Премьер-Палас» и «набьет е..ало Литвину». Литвин – не спикер, а бывший директор «Премьер-Паласа», в прошлом боксер, торговал на рынке в Киеве лыжами и велосипедами. Его друг, некто Лях, случайно познакомил его с Гладковым. Из бедности его вытащил Гладков, взял в «бригаду», познакомил с Курочкиным, которому по его же словам «Литвин зализал жопу, так что и дырочки не осталось». Макс считал, что Литвин, как и многие другие, его подло предал.
Известно также, что Макс по телефону довольно часто беседовал со свеой бывшей женой Анной и убеждал ее сойтись снова и жить втроем, вместе с Юлей, по-мусульмански. Возможно, это была не просто блажь. Есть информация о том, что, после того, как у Курочкина начались проблемы и он был выведен из наблюдательных советов большинства предприятий, он с Анной развелся. Якобы формально. Но при этом, все имущество Курочкина, в том числе дом в Барвихе, имущество и акции на сумму свыше 25 миллионов долларов оказались записаны на Анну. Понятно, что если бы Курочкин вышел из СИЗО, он нашел бы способы переписать это имущество на себя, но не сложилось. Он часто повторял, «пока я здесь, я не могу контролировать своих ребят, они творят, что хотят». Что он имел ввиду – непонятно. По словам сокамерников, он очень надеялся на «покрышки ФСБ», но «покрышек» этих уже не было. Ни в ФСБ, ни в уголовном мире, ни в мире политики. Большие люди, не говоря ни слова, просто повернули руки большим пальцем вниз. Макс проиграл все и участь его была определена.
Резко изменилось настроение Курочкина после убийства Харчишена. Причем, что интересно, в свое время директор «Озерки» Воробьев предупреждал Макса, что у него в ближайшем окружении завелся предатель. Воробьев считал, что это Харчишен. Затем убивают Воробьева, затем Харчишена. Макс, по всей видимости был уже полностью деморализован к тому времени. Как свидетельствуют сокамерники, после убийства Харчишена, в СИЗО Курочкину передали «весточку», что следующим будет он. Перед отправкой в суд Макс неожиданно сел на шконку, обхватил голову руками и долго рыдал в голос, повторяя: «Прости меня, Господи, я столько нагрешил!» Создавалось впечатление, что Макс знал, что с этого заседания он уже не вернется.
(продолжение следует)
Станислав Речинский, «ОРД»
