«Власть омерзительна, как руки брадобрея», писал когда-то Иосиф Мандельштам. В этом в очередной раз убеждаешься на допросах свидетелей по делу Гонгадзе. Эти допросы заставляют вспомнить удушливую атмосферу недавнего прошлого и руки той власти. Омерзительные оттого, что они чувствовались на собственном горле, омерзительные, потому что грязные. Пожалуй, основной вопрос в деле Гонгадзе – был ли убит журналист «под пленки», то есть версия «заговора», или же это произошло спонтанно, из чьего-то желания выслужиться перед Кучмой? Допросы свидетелей заставляют вспомнить весьма мрачную картинку конца девяностых. На политическом Олимпе страны крепко поддающий, сексуально озабоченный (периодически в пьяном угаре гоняющийся за официантками), закомплексованный и подозрительный сморчок — президент Кучма. Рядом – жаждущий власти нарцисс Кравченко, превративший милицию в политическую «охранку». Рядом – Леонид Деркач, назначенный руководить СБУ исключительно для того, чтобы шпионить за оппозицией и обеспечить переизбрание Кучмы на второй срок. Кстати, из пленок Мельниченко хорошо видно, чего собственно хотел Кучма от СБУ – материалов «прослушки» и компрометирующих фотоматериалов относительно своих политических противников. Рядом – запопадлывый подонок Литвин со своими комплексами и интригами. А внизу, под Олимпом, не менее омерзительные, жаждущие власти до паранойи Мороз, Марчук, молодая акула Медведчук. В такой гнусной «обстановочке» вполне возможны были оба варианта – и «под пленки», и спонтанно, чтобы «папе» угодить. И мотивы могли быть как политические, так и вполне бытовые – например зависть. Но кто «прослушку» ставил? Чья рука? Москвы? Вашингтона? Марчука? Мороза? Интересно, что есть версия, что «прослушку» еще Табачник вполне официально ставил, будучи главой администрации. По той простой причине, что «папа», нажравшись, забывал, о чем вечером говорил. Чем больше вспоминаешь те поганые времена, тем больше ощущение какой-то пьяной бытовухи, а не заговора. Уж больно персонажи все животно-примитивные, неспособные ни по уму, ни по смелости на настоящий заговор. Однако, это все не более, чем эмоции. Вернемся к допросу Юлии Мостовой.
«Судья: Вернулись, это значит, что они вернулись в Таращу?
Мостовая: Да, и поехали на Оранжерейную в морг, чтобы зафиксировать во-первых, прибыло ли туда тело и то ли это тело которое они видели там. Кроме того. Но об этом мне уже рассказали друзья когда вернулись, они взяли часть тканей
С.: Кто рассказал?
М.: Все трое рассказали, по возвращению. Они взяли часть тканей на тот случай, если нужно будет доказывать, что это тело Георгия. Потому что Коба был абсолютно уверен в том, что это его тело. Вспомнила, Воротынцев, фамилия. Как для меня, то важным моментом является обнародование пленок Мельниченко, которое 28 ноября сделал Александр Мороз на своей пресс-конференции. Поскольку у меня с Александром Морозом были хорошие человечкосие отношения и поскольку Александр Мороз был осведомлен о близких отношениях Алены Притулы и Георгия. Конечно, в первую очередь профессиональных. Он согласился встретиться с нами отдельно и дал нам прослушать очень нечеткие и некачественные записи, которые не оставили у нас с Аленой сомнений относительно по-крайней мере одного из фигурантов этих разговоров. Я задала тогда Александру Александровичу вопрос, почему по его мнению, Леонид Кучма, чей голос был на записи, как нам показалось с Аленой высказывал угрозы относительно Георгия. Потому что в Украине было много оппозиционных журналистов и определенная их часть представляла большую угрозу для президента, чем журналистский продукт, который выдавал Георгий. У Мороза, как мне показалось было очень странное объяснение, которое меня не убедило. Он сказал, что Кучма был лишен женского внимания, а Георгий был любимцем женщин. И за это он решил отомстить Георгию. Я поняла, что это отговорка, но также поняла, что ничего более серьезного в этой ситуации я от Мороза не услышу. Вот, собственно и все.
Прокурор Шилов: Вы говорили, что Георгий был оппозиционным журналистом. Против кого конкретно писал Гонгадзе статьи?
М.: Дело в том, что деятельность Георгия как оппозиционного журналиста я бы не расценивала только исключительно по публикациям в «Украинской правде». Его оппозиционность проявлялась скорее в работе на радио «Континент». Это была достаточно популярная программа среди киевской, в первую очередь интеллигенции, думающей аудитории и также среди посольств, дипломатической аудитории. Если говорить о его статьях в «Украинской правде», то я, как уже говорила, тогда не была знакома с ними. Я ознакомилась с ними позднее и не вижу в них особенно угрожающей информации. Но сайт «Украинская правда» на заре украинского интернета публиковал достаточно болезненные статьи авторства других журналистов. И эти статьи были направлены на разоблачение определенных коммерческих интересов, которые имели семья Президента, Владимир Литвин, насколько я помню, Лазаренко, то есть, достаточно серьезные фигуры. Но дело в том, что нужно понимать одну вещь. Что редактор издания несет ответственность за все материалы, которые вышли на его информационном ресурсе. И очень часто журналистские имена становятся в определенной мере жертвами в сравнению с ответственности или самого редактора издания, если оно независимое, как это было в случае «Украинской правды», или собственника издания. Например, если в те времена какие-то публикации критические давала газета «ВВ», «Вечерние вести», то никто не говорил, что это написал Иваненко, Петренко или Мостовенко. Это газета Тимошенко. Есть определенные градации выяснения отношений между теми, чьи интересы газета зацепила или кого обидела. Как правило эти отношения выяснются не с написавшим статью журналистом, а с редакторами или с собственниками издания. И в тот момент собственником издания, насколько я понимаю, был Георгий Гонгадзе и поэтому, но это уже предположение, он мог кому нибудь насолить даже не своими собственными публикациями, а публикациями, которые были на его сайте. Кроме того, он задавал резкие вопросы и не играл в поддавки с кандидатами в Президенты, на программе Пиховшека. То есть, Георгия можно назвать оппозиционным журналистом с достаточно резким стилем изложения собственных мыслей, иногда даже не политкорректным. Но те обстоятельства, в которых ему приходилось работать, как и многим оппозиционным журналистам, возможно в определенной мере оправдывают и абсолютно объясняют почему он иногда выбирал чересчур резкий тон в своих публикациях.
Прокурор Шилов: Что, на ваш взгляд было опасней для тогдашних политиков, его деятельность как журналиста в других СМИ или статьи в «Украинской правде»?
М.: А дело в том, что это нельзя разделить. Я все-таки считаю, что угрожающей могла быть его деятельность не столько в «Украинской правде», сколько на радио «Континент». И если даже не угрожающей, то такой, которая раздражала. Что касается «Украинской правды», то по моему мнению, более угрожающими и неприятными для власти были статьи не Гонгадзе, а других журналистов, которые там или печатались или перепечатывались. Эти публикации вызывали негативную реакцию у многих политиков. Например, кроме того, что есть на записях, я помню, что Алена Притула рассказывала об очень болезненной реакции Марчука на перепечатку статей Татьяны Коробовой. По словам Алены, Евгений Марчук поддерживал «Украинскую правду» при ее рождении, но после перепечатки статиьи Татьяны Коробовой из газеты «Грани» он разорвал все отношения и даже забрал ту технику, которую закупали с его помощью. Я хочу сказать, что на самом деле существует очень высокая ответственность редактора, который решает, какие статьи ему выносить. Потому что в конце концов именно он отвечает за эти статьи.
Судья: Так он был редактором «Украинской правды»?
М.: Официально, кажется редактором была Притула. Но решения относительно того, что печатать, а что не печатать, насколько я знаю, принимал Георгий.
Прокурор Шилов: Скажите, на ваш взгляд, могла ли профессиональная деятельность Георгия Гонгадзе быть мотивом для его убийства?
М.: Могла. Во-первых, журналистская работа Георгия Гонгадзе сделала его достаточно заметной фигурой и, возможно, в том числе и благодаря его яркой мужской внешности. То есть, этого человека, если один раз увидела публика, его нельзя было забыть. И этой яркой внешности, и последовательной оппозиционной работы, с небольшими исключениями, вроде работы на УТ-1, было достаточно, чтобы Георгий Гонгадзе стал кандидатом на разыгрывание комбинации, которая уже называется «убийство под пленки». Я убеждена, что на его сайте выходило достаточно информации и статей, в первую очередь, не за его подписью, которые можно было использовать для получения соответствующей эмоциональной реакции Президента Украины.
Если бы вы меня спросили, представлял ли Гонгадзе критическую опасность для Леонида Кучмы, я бы ответила «нет». Но вместе с тем, я не исключаю, что раздражение определенных властьимущих от его комплексного восприятия и на радио «Континент», и как собственника и редактора «Украинской правды», и на телевидении могло сконцентрироваться в такой эмоциональный толчок, следствием которого стали определенные команды.
Прокурор Шилов: Кому из политиков в результате навредило исчезновение Гонгадзе?
М.: Оно навредило в первую очередь Леониду Кучме, оно навредило Юрию Кравченко, оно навредило Леониду Деркачу, оно навредило Владимиру Литвину. Если мы говорим о том периоде. То есть, ключевым игрокам на политическом олимпе.
Прокурор Шилов: Скажите, на каком языке преимущественно разговаривал Георгий?
М.: Со мной на русском, но он свободно говорил по украински, вел передачи на украинском. Украинский, как мне кажется, у него был как родной, но со мной он говорил по русски.
Прокурор Шилов: В быту каком языком говорил Георгий
М.: Я в быту с Георгием не была знакома.
Судья: А с другими лицами в вашем присутствии он говорил на каком языке?
М.: Дело в том, что в то время, среди украинских журналистов можно было пересчитать на пальцах одной руки людей, которые бы общались в быту на украинском языке. По-крайней мере, среди киевских журналистов. Поэтому в «тусовке» больше людей общались на русском. Сейчас ситуация изменилась. То есть, в тех ситуациях, в которых я присутствовала, когда он разговаривал с Притулой, Рахманиным, Портниковым, он разговаривал по-русски.
Прокурор Шилов: Что вы имели в виду, когда сказали, что могло быть убийство под пленки? Почему вы использовали такой термин?
М.: Я имела ввиду то, что понимая нервную, нездоровую реакцию Кучмы на журналистскую критику, тот, кто имел возможность класть ему на стол материалы из интернета, потому что сам Кучма интернетом не пользовался, мог поставить целью вызвать достаточно предсказуемую для человека, который знает Президента, реакцию. Во время этой реакции Леонид Кучма не выбирает слов. И мы не можем исключать того, что именно эту реакцию намеренно вызывали относительно Георгия Гонгадзе, оппозиционного журналиста с яркой, внешностью, которая запоминается. Я много лет знаю Президента Кучму и я уверена на 100 процентов, что кто-то перед каждым отрывком, почти перед каждым отрывком пленок Мельниченко вызывал у Кучмы негативное воспоминание или реакцию, относительно Гонгадзе. Но, к сожалению или на удивление, на этих пленках не зафиксировано момент самого вызывания этого отношения. Потому что в большинстве моментов Кучма сам заводит разговор о Георгии Гонгадзе, что невозможно на ровном месте. Должен быть какой-то толчок. Но, этого толчка на пленках мы не видим. Мы видим уже только Кучму, который с реакцией, накрученый, начинает бить по клавишам, вызывать к себе людей, проводить селекторные совещания с силовиками и говорить о Гонгадзе. Я не могу исключать, как и большинство людей, которые пытались распутать это дело в меру своих сил, что эта операция не была проведена по приказу власти сверху, то есть Президента, Кравченко относительно Гонгадзе. Она могла быть спровоцирована по-другому, она могла быть сделана под эти пленки, которые должны были привести к отставке Кучмы. Досрочной отставке Леонида Кучмы. Но это очень субъективные суждения и я не уверена, что я вообще должна их высказывать в суде.»
(продолжение следует)
«ОРД»
