Массовое членовредительство обитателей следственного изолятора, участившиеся случаи самоубийств в колониях, частые жалобы заключенных на насилие со стороны работников исполнительной системы… Бывший начальник Управления по вопросам исполнения наказаний в Харьковской области Владимир Бутенко видит в этом признаки кризиса системы и предупреждает, что в ближайшее время Украину может захлестнуть волна тюремных бунтов. К слову, то, что положение в украинских тюрьмах требует серьезного вмешательства, стало темой номер один на последней коллегии Генпрокуратуры. В ходе этой коллегии прокуроры подвергли уничтожающей критике украинские тюрьмы, такие, какими они есть сейчас.
– Владимир Ильич, что именно вызывает у вас тревогу в украинской системе исполнения наказаний?
– В наших колониях сейчас идет экспансия возврата к гулаговской системе. И, прежде всего, это видно на примере кадровой политики нового руководства. Да, голод на кадры был всегда, и многие из тех, кого мы принимали на работу, оказывались непригодными для работы в колонии. Но мы четко знали: если эти люди дискредитировали систему однажды, с ними нужно расставаться без сожаления. Сейчас же посмотрите, что творится только в Харьковской области. Руководитель колонии № 109 в свое время был уволен с должности начальника СИЗО. При нем в столитровый котел бросали два килограмма крупы и говорили, что это каша. А вместо мяса людям давали костный отвар, причем кости были отполированными до блеска, на них даже хрящей не оставалось. После такого питания в течение одного-двух месяцев человек уходил с загубленным желудком. Еще пример. Был некогда такой заместитель начальника колонии, при непосредственном участии которого осужденного в течение суток забили до смерти! За это двое его соучастников отбывали наказание по 7-8 лет лишения свободы, а ему «позволили уйти». За какие заслуги можно вернуть человека в систему после такого?! Тем не менее, его вначале потихоньку восстановили в одной из колоний на некую деликатную должность, а сейчас готовят к тому, чтобы назначить замом в следственный изолятор.
А кому мешала школа поваров в 18-й колонии? Ателье мод в 54-й женской? Кукольный театр в детской Куряжской? Да, арт-воспитание не предусмотрено законодательством, но люди были заняты делом, они даже отказывались от условно-досрочного освобождения, только бы не пропустить премьеру спектакля! И я уверен, что у таких людей намного меньше шансов вернуться к преступному прошлому. Ничего этого сейчас нет – все проекты закрыты. А ведь давно известно: если мы не найдем осужденному занятие, он найдет занятие для нас.
Мы уже шли к европейскому уровню содержания осужденных. А теперь процесс заморозился. Я верю, что возврата к гулаговской системе не будет, но остановка может нам очень дорого обойтись. Вот уже снова вся информация о происходящем в колониях закрыта, и пресса должна подпрыгивать, чтобы заглянуть через забор и узнать, что там происходит. А с той стороны так же подпрыгивают и пытаются сбросить хоть какие-то сведения.
В нашей исполнительной системе убрали настоящих профессионалов, а на их места пришли или такие, как те, о которых я рассказал, или люди, не имевшие ранее никакого отношения к системе исполнения наказаний. Да, они могут быть толковыми и умными, но пока они войдут в работу, пройдет много времени, а тюремная система не терпит приживалок. Нельзя на высочайшие посты назначать людей «слева». Отсюда и возникают такие ситуации, как массовое членовредительство в СИЗО.
– Правоохранители и правозащитники тогда так и не пришли к единому мнению, были ли это демонстративные самопорезы или попытка массового суицида…
– Могло быть и то и другое. Но дело не в глубине порезов. Заключенные могут пытаться привлечь к себе внимание разными способами: отказаться от приема пищи, от прогулок, забаррикадироваться в камере. Если же они начали резаться, это говорит о том, что они хотят привлечь к себе внимание извне – администрации не доверяют. А это очень серьезный сигнал.
Надо было поговорить со всеми, кто находился в камере, в присутствии адвокатов и в первую очередь – с теми восемнадцатью заключенными, которые не поддержали «акцию». Пусть бы они со стороны рассказали: администрация виновата в происшедшем или осужденные. Между тем и здесь, и во Львове, где через несколько дней заключенные повторили акцию харьковчан, происшедшее пытались скрыть и несколько дней к ним никого не пускали. Это говорит только о том, что все это время шла целенаправленная обработка людей. Необходимо как можно скорее делать существенные выводы, потому что если эти дела не будут рассмотрены, как положено, они приведут к куда более серьезным неприятностям государственного масштаба.
– Что вы имеете в виду?
– Если в ближайшее время ничего не изменится, Украину ждет волна тюремных бунтов, и то, что произошло в Харькове и во Львове, можно считать первым звонком. Недовольство явно назревает. Я предсказываю, что уже через полгода в наших колониях произойдут новые неприятные события массового характера. А осужденные всегда консолидируются и поддерживают акции протеста. Стоит кому-то начать – и волна покатится: Донецк, Луганск, Львов, Житомир, Закарпатье, Черновцы… Это страшное дело, и это очень дорого обойдется обществу. Надеюсь, руководство Департамента спохватится и начнет что-то менять.
– Количество самоубийств в местах лишения свободы в этом году резко выросло. Почему?
– По большому счету, каждый суицид лежит на совести работников системы – не доглядели. Каждый такой факт должен быть предметом серьезнейшего расследования. Вот не так давно в медчасти СИЗО повесился осужденный – наркоман и алкоголик. Списали на алкогольный психоз. Но неужели никто не понимал, что в таком состоянии он способен на неадекватные поступки? С кем его поселили в одну камеру, кто его контролировал? А ведь 99% людей, которые собираются покончить с собой, так или иначе дают об этом знать, и отследить их не составляет особого труда. Главное лекарство для снижения смертности в колониях – это человеческое отношение к заключенным.
– Люди, вернувшиеся из мест лишения свободы, нередко жалуются, что сотрудники колоний регулярно их избивают.
– Это все звенья одной цепи. С точки зрения администрации, заключенный должен быть послушным, запуганным и на все отвечать: «Есть!» А лучшее средство для достижения этого – содержать его в нечеловеческих условиях. Вот, например, следственный изолятор – ворота тюремной системы. Попавшего туда человека, который еще вчера был на свободе, и так колотит, а ему первым делом начинают рассказывать: «Ты здесь никто, ты здесь падла…», – и по почкам… Человек запуганный охотнее несет деньги. Это страшно. Но именно к этому сейчас идет возврат.
Беда в том, что пока люди находятся в колониях, они никому ничего не скажут. Говорят, заключенный может написать прокурору письмо, но его никто не прочитает. Да где, хоть в одной колонии начальник не распечатает пакет, отправленный его подопечным прокурору?! Поэтому и нет официальных писем, а есть «малявы», переданные окольными путями. А потом, когда люди выходят на свободу, доказать что-то уже невозможно.
– Кстати, о насилии. В одном из интервью нынешний начальник Харьковского областного управления по вопросам исполнения наказаний Александр Кизим сказал, что в Полтавской области «спецсредства» применяются значительно реже, чем в Харьковской…
– Как только в Полтавской области появлялся «неудобный» осужденный, высказывавший несогласие с действиями администрации, его очень быстро отправляли в Харьков. Таким образом, в Полтаве все было прекрасно: человек создал проблему – от человека избавились. Харьков всегда был клоакой и отстойником для заключенных, неадекватно относящихся к администрации. Именно здесь сидели все воры в законе.
Я бы хотел, чтобы вернулись к европейской практике: сидеть надо в той области, где совершил преступление. И не надо рассказывать, что родственники могут влиять на отбывание наказания. Это проблемы работников колоний, а не общества.
И еще, что касается Полтавы. Мы все знали, что если из колонии в Полтавской области приходит в нашу больницу человек – это обязательно смертник. К нам оттуда пересылали людей, дни которых были сочтены: больных раком, туберкулезом, ВИЧ-инфицированных… И таких несчастных гнали сюда, чтобы не портить себе статистику. Привозили людей метр восемьдесят ростом, 45 килограммов весом! Зачем мучили этих людей? Зачем их доводили до такого состояния? Зачем их заставляли проводить в пути на этапе те считанные дни, что им осталось жить?!
– В последнее время много говорится о так называемых «пресс-хатах» в СИЗО, где из заключенных выбивают нужные показания. Они существуют?
– Конечно. Суть этих «пресс-хат» в том, что в них людей «прессуют» – заставляют сознаться в преступлениях или о чем-то рассказать. Все просто: достаточно посадить 4-5 доверенных человек из числа заключенных в одну камеру и подселить к ним того, кого нужно «расколоть». Он только переступил порог, а ему: «Здравствуй, дорогой, мы тебя ждали…» И все – этот человек не будет ни спать, ни есть, ни пить, пока не скажет, что надо. По сути, эти «пресс-хаты» достались нам в наследство от тех времен, когда Управление исполнения наказаний подчинялось милиции. Мы не имеем никакого отношения к раскрытию преступлений, это не наша прерогатива, но, к сожалению, все еще идем на поводу. Между тем надо привыкнуть, что уголовно-исполнительная система находится четко в законодательной сфере. Пришел человек – отбывает наказание с соблюдением всех его прав, и никто не может дать команду его «придавить». А для этого нужен, в первую очередь, общественный контроль. Система должна быть открытой, и если человека, попавшего в СИЗО, начали прессовать, он должен в ту же минуту получить адвоката для защиты своих прав.
– Все-таки не верится, что в колониях можно совсем обойтись, скажем так, без физического воздействия, особенно если речь идет о матерых преступниках. Да и их жертвам сложно принять то, что человек, принесший им столько горя, будет отбывать срок в комфортных условиях.
– Я люблю рассказывать, как в одной шведской колонии я хотел встретиться с самым старым человеком, осужденным к пожизненному заключению (ему было 87 лет). Мне ответили: «Это невозможно, он сейчас в отпуске на трое суток». Как в отпуске?! Заключенный-пожизненник? Оказалось, что в свое время он убил доктора, который, по его мнению, поставил ему неправильный диагноз. Свою проблему он решил, и опасности для общества теперь не представляет, агрессии по отношению к остальным людям у него нет, так почему бы не дать человеку раз в год выйти на свободу, проведать могилки родственников, в конце концов? Нужно к людям относиться ин-ди-ви-ду-аль-но! Вот ключ к решению всех проблем.
В свое время я запретил бытующее в колониях правило: когда заключенный идет по коридору, а ему навстречу кто-то из администрации, дается команда: «Лицом к стене». Что это такое? Зачем? Да, это положено по инструкции, но они писались в старое, гулаговское время. Нам говорят: демократизация в наших колониях невозможна, потому что это все убийцы и бандиты. Но ведь плохим отношением мы преступников не исправим. Выйдя на свободу, больной туберкулезом, озлобленный, обесчеловеченный, он найдет, на ком отыграться и принесет в двадцать раз больше горя. Так пусть лучше люди живут в нормальных условиях.
Помню, когда несколько лет назад мы начали устанавливать в женской колонии биде, осужденные девушки в них… умывались и стирали белье. Теперь уже все они знают, что это и для чего, и при выходе на свободу у них будет совсем другое представление об уровне жизни.
Да, у меня тоже идут мурашки от Чикотило и ему подобных, но оценивать его прошлое – не наша задача. Нужно абстрагироваться от совершенного осужденным, увидеть перед собой человека и найти к нему правильный подход. Задача работников колоний – обеспечить изоляцию осужденного от общества. И никто не вправе его избивать, задавливать и запугивать.
Есть такое выражение: «Зэка куда ни целуй, у него везде задница». Но так нельзя говорить. За забором сосредоточена не самая лучшая часть общества, но они такие же люди. От сумы и от тюрьмы не зарекайся.
Сегодня ты на свободе, а завтра можешь оказаться по ту сторону забора. И если, упаси Господь, жизнь приведет меня туда, я лично надеюсь на адекватное к себе отношение.
Евгения Чабак
«Грязное белье» пенитенциарной системы
Интервью журналистки Е. Чабак с бывшим начальником Управления по вопросам исполнения наказаний в Харьковской области Владимиром Бутенко (см. http://www.khpg.org/index.php?id=1155120532) людям, сведущим в затронутой теме, показалось столь неоднозначным, что возникла необходимость высказаться. Вместе с тем я не собираюсь расставлять точки над «i», но считаю, что до общественности должна доноситься вся правда. Односторонняя трактовка тех или иных событий хоть в политике, хоть в торговле, хоть в тюремной жизни даже с благими намерениями всегда дает отрицательный результат.
Действительно, в 2005-2006 годах в Харькове в частности, и в Украине в целом, в системе исполнения наказаний проявили себя те или иные ее недостатки. Положение в украинских тюрьмах даже стало темой номер один на последней коллегии Генпрокуратуры, где прокуроры подвергли критике сложившуюся ситуацию и недостатки системы в целом.
И это не удивительно. Независимой Украине досталась советская тюремная система, которая до сих пор радикально не реформирована. Но давайте поставим вопрос: может ли быть реформирована тюремная система, если до сих пор, спустя 15 лет, само украинское общество находится в состоянии перманентной реформы? Ведь тюрьма – это зеркало общества: каковы порядки в обществе, таково положение и в тюрьме.
Если исходить из сказанного, вызывает удивление утверждение генерала Бутенко о том, что Украину ждет волна тюремных бунтов. Если он действительно так думает, тогда ему следовало бы как генералу сказать полную правду: Украину ждет волна не только тюремных бунтов, но и массовых общественных волнений! Предвидеть такое несложно – одновременный рост цен (на электроэнергию, газ, коммунальные услуги, транспорт, продукты питания и т.д.) не может пройти гладко. Так если в обществе кипят страсти, может ли тюремная система остаться островком спокойствия и благополучия? Не может. Но, думаем, останется. При том уровне коррупции, который был «лихо поднят» за семь лет существования департамента исполнения наказаний, все «баррикады» между заключенными и тюремщиками «размыты». Зачем конфликтовать, когда обо всем можно договориться?
Что же касается возможной протестной консолидации преступников, то рабская сплоченность потомственных алкоголиков, наркоманов, психопатов и стукачей вряд ли протянется дальше порезов на руках и истеричных воплей: «Убейте меня!» А те немногие из преступников, кто реально способен на организацию целенаправленного протеста, как раз и не станут этого делать. Им выгодней и привычней достигать своих целей путем подкупа и шантажа администрации.
Давайте посмотрим дальше по тексту, что же еще «пообещал» нам генерал-лейтенант Бутенко В.И.
«В наших колониях сейчас идет экспансия возврата к гулаговской системе», – говорит он. Что такое ГУЛАГ? Всем известно, что это репрессивный аппарат исключительно тоталитарного государства. Возврат ГУЛАГА невозможен так же, как, скажем, Святой инквизиции. Для этого нет ни экономических, ни политических, ни идеологических предпосылок. Следовательно, пугать общество возвратом ГУЛАГА – все равно, что страшить детей Бабой Ягой: ее никто никогда не увидит, но звучит жутко.
Вместе с тем, следует сказать, что ГУЛАГ был великолепно организованной системой. Даже человек, которого невозможно заподозрить в любви к сталинской тюрьме – Александр Солженицын – в первой книге «Архипелага…» пишет: «Безупречную систему портили только ошибки исполнителей». Не рассуждая долго о преимуществах организации той системы, достаточно сказать об одном: при ГУЛАГЕ была невозможна коррупция. Не этим ли ГУЛАГ пугает некоторых чиновников украинской тюрьмы?
Скажем больше. На наш взгляд, стоило бы из ГУЛАГА перенести в современные места лишения свободы два организационных принципа. Если вывести из подчинения начальников исправительных колоний и СИЗО наружную охрану и оперативные отделы, то исчезнет питательный навоз тюремной коррупции – теневое производство, – а традиционная коррупция – предоставление заключенным незаконных льгот – сократится минимум на порядок.
О кадровой проблеме. «В нашей исполнительной системе убрали настоящих профессионалов», – утверждает Владимир Ильич. Кто убрал? Ваш преемник Кизим? Да нет же, и Вы прекрасно знаете, как все происходило! Профессионалов «убрала» сама система, «белокони-левочкины». Думая о себе в первую очередь, с помощью президента, Кабмина и Верховной Рады «отцы» тюремной системы «надули» огромные пенсии себе и правоохранителям. А когда «оранжевое» правительство спохватилось, то не придумало ничего умнее, чем Законом о бюджете на 2006 год сократить эти пенсии практически вдвое. Вот все «профессионалы» и удрали до Нового года, на то они и профессионалы, чтобы правильно ориентироваться и быстро принимать решение.
Вакансии надо заполнять? Надо, а кем? Бутенко должен хорошо знать, что такое кадровый голод. И неудивительно, что новое руководство вынуждено брать в тюремную систему не самых лучших людей. Можно ли обвинять Кизима в том, что, придя на Ваше место, он обнаружил кадровую брешь и вынужден был срочно заполнять вакансии? Позволительно и Бутенко задать вопрос: почему он как главный профессиональный тюремщик не создал кадровый резерв?
О качестве кадров системы исполнения наказаний в Харьковской области можно говорить много. Действительно, «руководитель колонии № 109 был уволен с должности начальника СИЗО. При нем в столитровый котел бросали два килограмма крупы и говорили, что это каша». Действительно, руководитель он никудышный, при нем заключенных кормили отвратительно. Но справедливости ради надо сказать, что его не уволили. Он уволился сам в связи с ограниченным состоянием здоровья. Правда это или нет, но именно так записано в документах, все остальное – сплетни.
Правда и то, что на место этого начальника в СИЗО пришел другой, назначенный Бутенко. При нем в котел стали бросать уже два с половиной килограмма крупы и говорили, что это каша с мясом. В этом он мало чем отличался от предшественника. Но зато он здорово отличился в другом. В следственном изоляторе с его приходом возникло подпольное производство мебели, на котором в течение четырех лет незаконно работали до восьмисот рабов. Много это или мало? Скажем так: не на всякой мебельной фабрике столько рабочих. К тому же в отличие от рабочих мебельных фабрик их труд не нормировался, не оплачивался и не охранялся. Их пальцы, отрезанные на станках, оформлялись как случайно прибитые дверью. Результаты труда тюремных рабов в денежном выражении распределялись между «крышами». Владимир Ильич Бутенко должен знать, кто эти «крыши»…
Еще о кадрах. Бутенко говорит: «Был некогда такой заместитель начальника колонии, при непосредственном участии которого осужденного забили до смерти… а сейчас готовят к тому, чтобы назначить замом в следственный изолятор». Увы, это правда. Более того, этого человека уже назначили первым заместителем начальника СИЗО. В свое время он избежал уголовной ответственности, как говорится, «прошел» по делу свидетелем. Но от моральной ответственности его никто не может освободить. Наверное, это «прокол» Кизима. Как руководитель он должен был бы предвидеть последствия своего шага. А они скоро проявятся. Но Кизима в этом случае можно только пожалеть – «не корысти ради»…
Что же касается самопорезов, то и здесь не все так однозначно, как видится генералу. «99% людей, которые собираются покончить с собой, так или иначе дают об этом знать, и отследить их не составляет особого труда», – считает Бутенко. Это – мнение финансиста, всю службу проведшего в комфорте бухгалтерских и начальственных кабинетов. Профессиональные психологи, во-первых, утверждают, что называть какие-либо проценты здесь вообще неуместно, можно лишь говорить о большинстве случаев. А во-вторых, в преобладающем большинстве случаев люди, собирающиеся покончить с собой, никогда не проявляют явных признаков этого намерения.
Что же касается недавнего самоубийства в медчасти СИЗО, то можно твердо заявить, что еще пять лет назад такое было невозможно. Тогда в подобной камере сидели не меньше пятнадцати человек, из которых всегда два-три не спали, а камера полностью просматривалась из коридора – санузел, или на местном жаргоне «дючка» – не был отгорожен. Теперь же благодаря введенным Бутенко «евростандартам» в камере медчасти только двое заключенных, а санузел – это отдельное непросматриваемое помещение. В этих условиях непрерывно контролировать поведение заключенного невозможно. Разве об этом не знает Бутенко?
Практический опыт свидетельствует, что динамика тюремных самоубийств коррелирует с динамикой суицидов на свободе, а та, в свою очередь, связана с целым рядом факторов, в т.ч. экономической и политической нестабильностью в стране. К примеру, всплеск тюремных самоубийств в новейшей истории пенитенциарной системы пришелся на конец восьмидесятых – начало девяностых годов прошлого века. Это было время наиболее интенсивной гуманизации судебной и тюремной систем государства. А в советских тюрьмах времен застоя, несмотря на жесткий режим и ограничение свобод, самоубийства были редки.
Удивительно слышать от вчерашнего главного тюремщика области и рассуждения о «пресс-хатах». Издеваться в камере над заключенным – значит совершать преступление. Это понимает даже слабоумный. И поручать совершение этого преступления 4-5 доверенным зэкам – все равно, что всему Харькову рассказать про свои дела.
Камерный «пресс» совершается по другим схемам, и пресечь его не составляет никакого напряжения мысли. Пресс-хаты существуют потому, что коррумпированные чиновники тюремного ведомства, исповедуя идеологию барыг, по просьбе «уважаемых людей» инициируют «пресс». То есть, когда в СИЗО попадают люди, от которых очень надо получить показания на политиков или крупных бизнесменов, применяется «пресс». Это когда кому-то хочется прибрать к рукам чужой бизнес (имеется в виду не ларек с мороженым, а например, крупный завод или банк). Такой «пресс» бывает очень редко. При Кизиме его точно не было (слишком короткий срок руководства), а вот при Бутенко – возможно. В СИЗО он возник в начале 90-х годов, когда среди тюремных оперативников стало неприлично получать голую зарплату, и, работая мозгами, раскрывать преступления с помощью оперативно-розыскной деятельности. Прилично стало иметь мало мозгов и много «бабок» – вот тогда и появились пресс-хаты.
Может, поэтому Бутенко утверждает, что «мы не имеем никакого отношения к раскрытию преступлений…»? Очень странно слышать это заявление от генерал-лейтенанта внутренней службы. В соответствии со статьями 1 и 5 Закона Украины «Об оперативно-розыскной деятельности» поиски и фиксация данных о противоправной деятельности – обязанность оперативных подразделений органов и учреждений Госдепартамента исполнения наказаний…
Вообще-то, в интервью еще немало всяких «блошек», но стоит ли занимать место в… Безусловно, разговор полезный, своевременный. Хотелось, чтобы он стал еще и действенным. Хочется также, чтобы в СМИ рассматривались проблемы пенитенциарной системы, а не проблемы взаимоотношений между двумя начальниками – бывшим и нынешним. Потому что когда СМИ погружаются в «грязное белье», они не приобретают аудиторию, а теряют репутацию.
Публикацией этого материала, призываю к тому всех честных журналистов.
Комментарий «ПЛ»:
Можно было б сказать – «милые бранятся, только тешатся», мол, бывший начальник Управления по вопросам исполнения наказаний в Харьковской области выясняет отношения с нынешним, а автор вышеизложенного материала выступает в качестве «общественного адвоката» последнего. В этой полемике вскрываются язвы системы, поразившей Департамент исполнения наказаний.
Но уж больно зловеще звучат из уст бывшего оперуполномоченного СИЗО дифирамбы в адрес советской системы ГУЛАГа. Спасибо хоть на том, что автор «не рассуждал долго о преимуществах организации той системы»…
Юрий Чумак, ХПГ
По ту сторону правды
Александр Кизим – начальник управления Госдепартамента Украины по вопросам исполнения наказаний в Харьковской области – пребывает в новой должности восемь месяцев. До этого шесть лет находился на аналогичной должности, только в Полтаве. О своем предшественнике по службе Александр Алексеевич сейчас говорит неохотно.
Интервью бывшего начальника управления Госдепартамента Украины по вопросам исполнения наказаний в Харьковской области Владимира Бутенко, напечатанное «Вечеркой» (см. http://www.khpg.org/index.php?id=1155120532) вызвало у нынешнего руководителя нескрываемое чувство недоумения и досады.
Разбираться, оправдываться и опускаться до личных разборок Кизим не считает нужным. А вот поставить точки над i по некоторым вопросам, касающимся деятельности учреждений системы органов исполнения наказаний, считает крайне необходимым. Потому что уверен, что в упомянутом интервью бывший начальник управления попытался ввести в заблуждение читателей.
Предсказание бунтов
По утверждению Владимира Бутенко, Украину ждет волна тюремных бунтов.
«Хочу заявить, – говорит Александр Кизим, – что эти утверждения даже не спорные, – они абсурдные. «Предсказания» тюремных бунтов в нашей стране беспочвенны и направлены на дискредитацию и формирование негативного представления об учреждениях исполнения наказаний» и их персонала.
Новый начальник недоумевает: на чем основываются подобные заявления бывшего руководителя? Есть ли у него оперативная информация, конкретные факты? Если он располагает доказательствами, то обязан как бывший руководитель, «знающий систему», патриот Украины, проинформировать соответствующие правоохранительные органы.
Возврат к ГУЛАГУ
– Утверждение о том, что в системе исполнения наказаний идет возврат к гулаговской системе, – продолжает полковник Кизим, – беспочвенно. В свою очередь я могу на конкретных примерах доказать, что никакого возврата к ГУЛАГУ нет и быть не может. Невозможно вернуться в то правовое поле, которое существовало при Сталине. Это историческая объективность. Сегодня мы твердо стоим на позиции, когда в отношении осужденного максимально обеспечивается исполнение закона.
Мы возрождаем принципы, заложенные авторитетными учеными, корифеями в области уголовного права и пенитенциарной науки (такими, как Стручков, Наташев, Артамонов), которые в своих трудах предлагали администрации организовать воспитательный процесс и условия отбывания наказания таким образом, чтобы осужденный четко представлял себе картину своей дальнейшей судьбы в местах лишения свободы. С первой же встречи осужденному дается установка, что он находится в местах лишения свободы временно. С первого дня он должен усвоить и четко представлять, когда к нему возможно применение условно-досрочного освобождения, или перевода в колонию минимального уровня безопасности с облегченными условиями содержания, или другие предусмотренные законодательством льготы.
Например, в колонии № 109 с минимальным уровнем безопасности (т.н. колония поселения) благодаря разумному подходу ее начальника начинает реализоваться следующая норма уголовно-исполнительного законодательства. Осужденным, имеющим положительные характеристики, разрешается приобретать собственное жилье и проживать со своими семьями. Кроме того, если бывший осужденный является высококлассным специалистом и не желает уезжать, он может остаться и работать в учреждении после освобождения. Таким образом, человек адаптируется к нормальной жизни.
И еще несколько слов – об отношении к осужденным. Для меня как для практика, знающего их психологию, это очень важно. Вот мой оппонент спрашивает: «где хоть в одной колонии начальник не распечатывает пакет, отправленный его подопечным прокурору?» Интересно, откуда он об этом знает. По собственному опыту? Я не думаю, что начальник учреждения может опуститься до такого. Начальник учреждения – очень ответственное и серьезное должностное лицо. Наверное, у него есть более серьезные и важные задачи, чем подсматривать в замочную скважину.
Шоу вместо подготовки к новой жизни
Александр Кизим решительно не приемлет то, что активно использовало в своей работе предыдущее руководство: «Я противник подхода, стиля работы, смысл которого заключается в использовании какого-то ноу-хау, каких-то «новых» элементов работы с осужденными». Однодневное шоу в виде показа мод в 54-й женской колонии со взятыми напрокат моделями одежды или одноразовая акция в виде конкурса «школы поваров» в 18-й мужской колонии – все это он считает показухой, рассчитанной на всеядных журналистов, созданием видимости демократизации системы.
– Гораздо разумнее (и сложнее!) научить осужденных шить, готовить пищу, а не заимствовать на один день чужую одежду и показывать это как ноу-хау в системе исполнения наказаний. Мы используем лучшее, что было наработано в пенитенциарной системе в прошлом. Во-первых, это общеобразовательное обучение. Второе – это профессионально-техническое обучение. Лет десять назад в местах лишения свободы были закрыты все ПТУ. Сейчас практически во всех учреждениях, за исключением следственного изолятора, они восстановлены. Нашим ведомственным приказом предусмотрено обучение десятку различных профессий – повара, слесаря, электрослесаря, ремонтника, фрезеровщика, – то есть тем специальностям, которые пригодятся им в жизни. Причем на научной основе, с привлечением квалифицированных преподавателей. По окончании учебы выдается соответствующий документ государственного образца.
О СИЗО
– Из событий, случившихся недавно в СИЗО (следственном изоляторе – прим.ред.) – побег в прошлом году осужденного Ф. и массовое членовредительство в мае этого года, – я как новый начальник извлек горький урок (характерно, что интервью с господином Кизимом было напечатано в «Вечернем Харькове» 2-го августа, и аккурат перед его публикацией их харьковского СИЗО был совершен новый побег – «ПЛ», см. http://www.khpg.org/index.php?id=1154590378). Оказывается, на таком серьезнейшем участке работал плохо подготовленный, зачастую неопытный персонал. В отношении подследственных со стороны оперативных работников допускались случаи беспредела. Некоторые из них считали, что камера – это их вотчина. Чего стоит только безосновательный перевод из камеры в камеру?! Человек только обжился, обустроился, как его переводят в другую камеру, и так далее. Я выяснил, что существовал незаконный, в нарушение всех приказов, вывод людей в учебно-производственные мастерские. Мало того – инспектора передавали подследственным от родственников запрещенные предметы. Вот это действительно ГУЛАГ в квадрате! Неудивительно, что в отношении одного из оперативных работников в начале 2005 года было возбуждено уголовное дело.
Исходя из увиденного, проанализировав обстановку в СИЗО, мы приняли решительные меры и обновили оперативный состав, заменив четырех оперработников. Поскольку многие из них не имеют юридического образования, мы налаживаем систему их обучения. Произведены и другие кадровые перемещения.
О СИЗО можно говорить долго. Интересно отметить, что сложилась практика, когда заместители начальника Управления не влияли на руководство СИЗО и не пытались вторгаться в его «парафию». Я до сих пор пытаюсь разобраться, почему и кому это было выгодно.
Пытки и «пресс-хаты»
Удивила нового начальника управления и ссылка в интервью на существование неких «пресс-хат», в которых заключенных якобы «прессуют», добиваясь какой-то информации или подчинения.
– Насколько мне известно, – а я работаю в системе исполнения наказаний на практической работе уже 34 года, – этот термин витает где-то лет 15-20. То есть о них на страницах печати упоминалось еще с советских времен. Но литературные фантазии пусть останутся для журналистов, а у нас есть прокуратура, правозащитники, адвокаты. Это смелое заявление должно подтверждаться какими-то фактами избиения, применения пыток, фамилиями, номерами камер. А не голословными утверждениями. Если бы появилась такая информация, она в любом случае когда-нибудь стала бы достоянием прокуратуры.
Меня также удивила ссылка на работников правоохранительных органов. Давать оценку сотрудникам чужого ведомства, извините меня, это… мне даже трудно подобрать выражение. Работникам милиции и так нелегко работать в нынешних условиях, а им приписывают комнаты пыток и другие мерзости. Я могу только сказать, что наши формы взаимодействия по розыску преступников и раскрытию преступлений совершенствуются, за что я хочу наших коллег поблагодарить. Они относятся к работе ответственно и серьезно.
Доходяги из Полтавы
В интервью оппонента упоминались случаи перевода «проблемных» осужденных (больных, непокорных) из Полтавы в Харьков. Поэтому Харьков якобы стал «клоакой и отстойником» для таких заключенных.
– Руководитель Полтавской области – не может брать на себя функции руководства Госдепартамента и направлять в соседние области без их разрешения, – возражает Александр Кизим. Все перемещения осужденных основываются на законодательной базе. Без разрешения Киева мы не можем этапировать осужденных ни в Харьковскую, ни в Сумскую, ни в Днепропетровскую область.
Что касается направления в больницу (учреждение № 100 в Харькове) – да, действительно, мы переводили больных. Потому что эта больница закреплена за Полтавской и Сумской областями. Должен отметить, что мы направляли только соматических больных и тех, кто нуждается в проведении плановых операций. А вот больные туберкулезом сюда не направлялись. Они переводились в другое учреждение – № 69 в Кременчуге.
От журналистов не прячемся
«Тюремная» тема – благодатная почва для слухов и сплетен. Что происходит за стенами, волнует не только родственников осужденных и правозащитников, но и журналистов. В интервью упоминалось, что новый начальник закрыт от СМИ.
– Не скрою, я сделал для себя вывод, что нужно активно сотрудничать с журналистами, после инцидента, который имел место 8 мая этого года в СИЗО (случаи самовредительства). После этого я неоднократно приглашал СМИ в гости, чтобы показать, что у нас происходит. Ну, скажем, в той же колонии поселения № 109, где осужденные свободно живут, работают, обрабатывают землю и ухаживают за скотом. Сейчас, кстати, хорошие виды на урожай. Поэтому, пользуясь случаем, приглашаю журналистов посмотреть, как идет уборка урожая.
Я готов на любую форму полемики со своим оппонентом. Не только по вопросам, затронутым в его интервью, но по более широким и серьезным проблемам ведомства.
