29 ноября продолжится судебное рассмотрение так называемого «дела оборотней». Шесть из тринадцати подсудимых – сотрудники милиции. Один из сотрудников милиции – ныне покойный подполковник Игорь Гончаров. Дело по непонятным причинам слушается в закрытом режиме. Решение о закрытом слушании обосновывается необходимостью создания безопасных условий для некоторых участников процесса во время судебного следствия. Впрочем, в этом деле очень много непонятных вещей. Начиная с загадочных причин смерти якобы «главаря» банды Игоря Гончарова, заканчивая массой процессуальных нарушений, которые, безусловно, будут оспорены адвокатами подсудимых. В «деле оборотней» очень много загадок. Так до сих пор и не исследована степень причастности «банды» к убийству Георгия Гонгадзе. Напомним, что в своих письмах Игорь Гончаров достаточно подробно рассказал о том, кто именно из сотрудников милиции принимал участие в слежке за журналистом. Откуда ему была известна эта информация в то время, когда милиция категорически отрицала свою причастность к слежке за Гонгадзе? Кроме того, Гончаров намекал, что принимал участие в перезахоронении трупа Гонгадзе. Достоверность этой информации так до сих пор и не исследована. Непонятно также и то, каким образом «банда», наполовину состоявшая из действующих сотрудников милиции на протяжении более чем пяти лет могла открыто и безнаказанно совершать свои преступления. Вряд ли это могло происходить без серьезного «прикрытия» в высших эшелонах МВД. Впрочем, существует версия о том, что Гончаров был разведчиком-нелегалом, внедренным в преступный мир, а затем вышедшим из под контроля. Вопросов по «делу оборотней» немало, однако, закрытый режим судебного заседания не дает надежды на то, что на эти вопросы будут даны ответы.
На связь с редакцией вышел один из подсудимых – бывший подполковник милиции Гайдай Василий Петрович. Безусловно, его жалобы можно расценивать, как обычную попытку преступника уйти от ответственности. С другой – мы не имеем оснований не доверять его словам. Итак, цитируем:
«26 октября 2003 года, находясь в помещении туалета следственного изолятора СИЗО г. Киева ко мне подошел незнакомый мне человек, одетый в костюм темного цвета и угрожал ,что меня могут убить если я не изменю позицию во время следствия в сторону признания своей вины. Как один из возможных вариантов – меня могут перевести в другую камеру, «случайно» перепутав с ранее судимым Гайдаем Василием Петровичем, который также содержится в СИЗО. В этой камере мне могут инсценировать самоубийство через повешение. Кроме того, мне могут подмешать яд в продукты и я как и Гончаров, умру от действия яда. Прошу обратить внимание, что 26 октября 2003 года я еще не мог знать, что возможная причина смерти Гончарова – от действия яда. Первая статья в прессе на эту тему появилась лишь в ноябре этого года. Поэтому я считаю, что имею право знать о реализации или не реализиции аналогичных угроз относительно Гончарова. И в случае насильственной смерти Гончарова у меня возникнут основания опасаться исполнения высказанных угроз и относительно меня.»
Кроме того, пишет Гайдай , «как Гончаров, так и практически все обвиняемые по делу указывали, что сотрудники УБОПа применяли к ним незаконные методы – избиение, пытки с целью получения необходимых показаний по делу. Такие же показания относительно незаконных методов ведения следствия давали и я, и этому есть объективные доказательства.».
По утверждениям Гайдая, «дело оборотней» с самого начала сопровождалось грубейшими нарушениями процессуального права. «Мое задержание и арест были осуществлены только на основании показаний обвиняемого Свердлова, моего бывшего подследственного, хотя в деле имеются факты, свидетельствующие о том, что и эти показания добывались у него путем применения пыток, хотя следствие и приложило максимум усилий, чтобы эти факты скрыть. Следует заметить, что Свердлова сотрудники УБОПа фактически выкрали из Москвы, где он в это время находился, поскольку в материалах дела не имеется никаких документов о его экстрадиции. После похищения Свердлова, сотрудники УБОПа начали его готовить физически и психически для встречи со следователем, применяя в отношении него самые изощренные пытки. Так, в дальнейшем Свердлов указал, что от него стали требовать, чтобы он признал факт задержания Гельфанда (одна из жертв «оборотней» Ред.), чтобы показал место его захоронения. Чтобы хоть на некоторое время избавиться от пыток (поскольку некоторые из них носят интимный и сексуальный характер, я предпочитаю, чтобы о них в судебном заседании рассказал сам Свердлов) он был вынужден выдумать и указать поочередно несколько таких мест. Когда в таких местах выкапывали ямы и останков человека там не находили, его самого бросали в эти ямы и на некоторое время, в наручниках сзади, засыпали землей. Кроме того, Свердлов в ходе следствия указывал, что от него требовали, чтобы он дал показания на работников милиции – Гончарова, Гайдая, Лысенко, Кисилевича, поэтому он был вынужден оговорить их. (том 7, с 224-226).»
Это лишь малая часть, приведенных в жалобах Гайдая фактов нарушений законности во время следствия. Учитывая резонансность «дела оборотней» и его неоднозначность, адвокатам подсудимых прежде всего стоило бы оспорить законность «закрытого» слушания судебного дела. Безопасность участников судопроизводства наше государство еще вполне может обеспечить. А вот безопасность общества от «оборотней» в погонах может обеспечить только гласность и открытость судебного процесса. Не исключено, что слушание «дела Гонгадзе» некие заинтересованные лица также постараются провести в «закрытом» режиме. И для того, чтобы не создавать подобного прецедента, «закрытый» режим судебных слушаний должен стать редким исключением, но не правилом отечественного судопроизводства. Иначе очень скоро все мы можем начать жить в “закрытом режиме”
Станислав Речинский, «ОРД»
